– Сдается мне, мой дорогой, рановато начали вы взбираться по
ступеням Традиции.
Я ответил, что мне уже тридцать восемь лет и я с честью
прошел все ордалии
[10].
– Все, за исключением одной – последней и самой важной, –
сказал он, продолжая глядеть на меня все так же безразлично. – А без нее все,
чему вы научились, ничего не стоит.
– Потому-то я и совершаю Путь Сантьяго.
– Это ничего не гарантирует. Идите за мной. Петрус остался в
саду, я же двинулся следом за отцом Хавьером. Пройдя несколько крытых галерей,
миновав гробницу, где упокоились останки короля Санчо Сильного, мы оказались в
маленькой часовне, стоявшей несколько на отшибе от основных зданий
Ронсевальского монастыря.
Внутри не было ничего, за исключением стола, на котором
лежали книга и меч. Но это был не мой меч.
Монах расположился за столом, не предложив мне присесть. Он
взял пучок каких-то трав и поджег их, отчего часовню окутал легкий аромат дыма.
С каждой минутой происходящее все больше напоминало мне встречу с мадам
Дебриль.
– Прежде всего, хочу предостеречь вас, – сказал отец Хавьер.
– Путь святого Иакова – всего лишь один из четырех. Это – Пиковый Путь. Он
может наделить вас могуществом, но этого еще недостаточно.
– Каковы же три других?
– Два, по крайней мере, вам известны. Первый – это Путь
Иерусалимский, или Червовый, или Грааля: он дарует умение творить чудеса.
Второй —
Римский, или Трефовый Путь, который научит общению с другими
мирами.
– Не хватает только Бубнового, чтобы собрать все масти
карточной колоды, – пошутил я.
– Совершенно верно, – засмеялся отец Хавьер. – Это тайный
путь. Если вы когда-нибудь пройдете по нему, то обязаны будете молчать об этом.
Пока оставим его. Где ваши раковины?
Открыв рюкзак, я достал раковины с образом Богоматери
Визитации. Монах поставил их на стол, простер над ними руки и стал
концентрировать волю, попросив меня сделать то же самое. Аромат благовоний
становился все сильнее. Глаза наши были открыты, и внезапно я заметил, что
происходит то же явление, что и в Итатьяйе – раковины изнутри налились светом,
который ничего не освещал. Исходящий из гортани отца Хавьера голос произнес:
– Там, где твое сокровище, там и твое сердце. Это была фраза
из Библии. Но голос продолжал:
– А там, где твое сердце, – там и колыбель Второго
Пришествия Христа. Как и эти раковины, паломник – это всего лишь оболочка.
Когда разобьется оболочка, которая есть верхний слой Жизни, появится сама
Жизнь, состоящая из Агапе
[11].
Он убрал руки, и свечение исчезло. Потом записал мое имя в
книгу, лежавшую на столе. На всем Пути Сантьяго мое имя было записано всего
лишь трижды – в книгу мадам Дебриль, в книгу отца Хавьера и – уже потом – в
книгу Могущества, куда я занес себя собственноручно.
– Вот и все, – промолвил монах. – Теперь можете идти. Да
благословят вас Пречистая Дева Ронсевальская и святой Иаков.
– Путь Сантьяго отмечен желтым по всей Испании, – сказал он,
когда мы вернулись туда, где ожидал нас Петрус. – Если заблудитесь, ищите эти
знаки – на деревьях, на камнях, на дорожных указателях, – они выведут вас куда
надо.
– У меня хороший проводник.
– Старайтесь прежде всего рассчитывать на самого себя.
Тогда, быть может, не придется шесть дней кряду кружить по Пиренеям.
Выходит, Петрус уже рассказал ему о моей оплошности.
Мы попрощались. Когда выходили из Ронсеваля, туман уже
совсем рассеялся. Прямой и ровный путь расстилался перед нами, и я стал искать
желтые знаки, о которых упомянул падре Хавьер. Рюкзак потяжелел – в таверне я
купил бутылку, хоть Петрус и говорил, что в этом нет нужды. После Ронсеваля на
протяжении нашего пути должны были встретиться еще сотни городков, но спать под
крышей мне почти не придется.
– Петрус, а почему падре Хавьер говорил о Втором Пришествии
Христа так, словно оно происходит сейчас?
– Так оно и есть. Оно происходит всегда. В этом – тайна
твоего меча.
– И вот еще… Ты, помнится, сказал, что я встречусь с
колдуном, а я встретил монаха. Что общего у магии с католической церковью?
В ответ Петрус произнес одно-единственное слово:
– Всё.
Жестокость
– Вот здесь, на этом самом месте, была убита Любовь, –
сказал старик-крестьянин, указывая на маленькую часовню, притулившуюся у скалы.
Мы шли пять дней кряду, останавливаясь лишь для того, чтобы
поесть и поспать. Петрус предпочитал не распространяться о своей жизни, но
много расспрашивал меня о Бразилии и моей работе. Говорил, что ему нравится моя
страна и что Христос Спаситель, простирающий руки на горе Корковадо, ему
гораздо больше по душе, чем тот, кого изображают распятым на кресте. Петруса
интересовало все, но особенно он любопытствовал насчет бразильских женщин –
такие же они красивые, как испанки? Жара в те дни стояла непереносимая, и почти
во всех закусочных и в деревеньках, где мы останавливались по дороге, народ
жаловался на засуху. Из-за жары мы стали соблюдать сиесту, как испанцы, и
отдыхали с двух до четырех дня, когда солнце припекало особенно сильно.
В тот день мы устроили привал в оливковой роще, и к нам
подошел один старый крестьянин, угостивший нас вином. Испанцы имеют обыкновение
пить вино в любую погоду, так что жара им не помеха – обычая этого в здешних
краях придерживаются уже много веков.
– А что вы подразумевали, сказав, что здесь была убита
Любовь? – поинтересовался я, так как мне показалось, что старик не прочь
поговорить.
– Много веков назад одна принцесса совершала паломничество
по Пути Сантьяго. Звали ее Фелиция Аквитанская, и вот, на обратном пути, она
вдруг решила бросить все и остаться жить здесь. Она и была этой Любовью –
богатство свое раздала беднякам, а сама стала ухаживать за немощными.
