Петрус свернул одну из своих чудовищных самокруток, и я
заметил, что он, хоть и пытается выглядеть равнодушным, к рассказу
прислушивается внимательно.
– И тогда отец принцессы послал за ней ее брата, герцога
Гильермо, чтобы тот вернул ее домой. Но Фелиция отказалась с ним пойти. Герцог,
отчаявшись ее уговорить, пришел в ярость и заколол ее прямо в той церкви, что
видна отсюда. А церковку эту Фелиция построила собственноручно, чтобы было где
лечить бедняков и возносить молитвы Богу.
Когда герцог опомнился и понял, что совершил, он отправился
в Рим – покаяться Папе. И тот наложил на него епитимью – совершить
паломничество по тому же Пути Сантьяго. Вот тут и произошла интереснейшая вещь:
когда герцог уже возвращался, он, дойдя до здешних мест, вдруг испытал чувства,
весьма сходные с теми, что обуревали в свое время и его сестру. Так он и
остался жить здесь, в той самой церкви, что построила Фелиция, и заботился о
бедных до конца своих дней.
– Это закон воздаяния, – рассмеялся Петрус.
Старик его не понял, но я сообразил, о чем он говорит. Мы с
ним давно уже вели долгие теологические споры об отношениях между Богом и
человеком. Я настаивал, что в Традиции всегда имеется связь с Богом, хоть и
далеко не простая. И путь к Богу, по моему мнению, не имеет ничего общего с тем
паломничеством по Пути Сантьяго, которое мы сейчас совершаем, – с его
священниками-колдунами, цыганами-дьволятами и со святыми, совершающими чудеса.
Все это мне казалось примитивным и слишком тесно связанным с христианством. Мне
недоставало очарования, изящества и экстаза, свойственных ритуалам Традиции.
Петрус, со своей стороны, утверждал, что главным достоинством Пути Сантьяго
является его простота. Это Путь, по которому может пройти каждый, смысл его
понятен не изощренному в премудростях обычному человеку, а потому только такой
путь может привести к Богу.
– Вот ты веришь в Бога, и я тоже, – сказал в какой-то момент
Петрус. – Так что Бог существует для нас обоих. Но, если кто-то не верит в
него, это не означает, что Бог прекратил быть. Также это не значит, что
неверующий ошибается.
– Как же так? Разве это не будет означать, что существование
Бога зависит от желания и личной силы человека?
– У меня был когда-то друг, который пил не просыхая, но при
этом каждый вечер перед сном трижды читал «Аве Мария». Мать приучила его к
этому с детства. И даже когда он бывал пьян в стельку, он, хотя вовсе не верил
в Бога, обязательно перед сном читал эту молитву трижды. После того как он
умер, я присутствовал на одном ритуале Традиции и спросил там духа Древних, где
сейчас мой друг. Дух ответил, что с моим другом все прекрасно, он пребывает в
Свете. Получается, что, даже не имея веры, а только совершая ежедневно
молитвенный ритуал, он получил спасение.
Доисторический пещерный человек смог увидеть проявление Бога
в явлениях природы – грозах, бурях, землетрясениях. Обнаружив руку Божью в
природных явлениях, люди стали замечать его присутствие и в животных, а потом и
в рощах, которые почитали священными. Бывали и такие времена в древней истории,
когда Бога можно было отыскать лишь в катакомбах. Однако даже тогда Бог,
принявший обличье Любви, не переставал заполнять собой сердца человеческие.
В наше время решили, что Бог – это всего лишь концепция,
справедливость которой может быть доказана научными методами. Однако, как
только доходит до этой точки, история круто поворачивает и все начинает
сначала. Таков закон воздаяния. Когда падре Хавьер приводил слова Иисуса о том,
что где наше сокровище, там и наше сердце, он как раз хотел подчеркнуть
значение Любви и добрых дел. Ты увидишь лик Господа там, где захочешь Его
увидеть. А если даже и не увидишь, это не играет роли – лишь бы ты при этом
совершал добрые дела. Когда Фелиция Аквитанская построила эту церковь и стала
помогать бедным, она забыла о ватиканском Боге и принялась проявлять Его самым
незамысловатым и самым мудрым способом – через Любовь. Так что старик
совершенно прав, говоря, что здесь была убита Любовь.
Старик меж тем чувствовал себя очень неловко, ибо не понимал
ни слова из нашего разговора.
– Закон возмездия сработал, когда брат Фелиции почувствовал
необходимость продолжить те добрые дела, которые он сам оборвал. Все дозволено,
кроме одного: нельзя прерывать проявление Любви. Если же это все-таки
произошло, тот, кто пытался ее уничтожить, и должен возродить.
Я объяснил ему, что в моей стране закон возмездия понимается
в том смысле, что люди, испытывающие страдания и лишения в этой жизни, таким
образом расплачиваются за ошибки, совершенные в прошлых воплощениях.
– Чепуха! – ответил Петрус. – Бог не мстит, Бог есть Любовь.
Единственная форма наказания, к которой Он может прибегнуть, – это заставить
того, кто прервал течение Любви, вновь его возродить.
Тут старик сказал, что, с нашего разрешения, вновь примется
за работу. Петрус счел, что это прекрасный предлог для того, чтобы подняться и
продолжить путь.
– Пустая трата слов, – произнес он, когда мы брели по
оливковой роще. – Бог – во всем, что нас окружает. Его присутствие надо
прочувствовать или пережить. И напрасно я, желая, чтобы ты быстрее это понял,
решил обратиться к логическим построениям. Продолжай делать упражнение
«Скорость», – и ты сам с каждым днем все явственнее будешь ощущать его
присутствие.
Два дня спустя мы взобрались на гору, которая называлась Пик
Прощения. Восхождение заняло несколько часов, а когда мы оказались наверху, я
был шокирован, обнаружив там группу пьяненьких туристов – они загорали и пили
пиво; радио в их машинах гремело вовсю. Они воспользовались близлежащей
дорогой, ведущей прямо к вершине.
– Вот так это теперь делается, – резюмировал Петрус. – А ты,
небось, рассчитывал узреть тут кого-нибудь из рыцарей Сида, высматривающего, не
видать ли мавров?
Когда мы спускались, я последний раз выполнил упражнение
«Скорость». Перед нами открылась еще одна окаймленная цепью голубых гор
огромная долина с редкой растительностью, сожженной зноем. Здесь почти не было
деревьев, лишь там и сям на каменистой почве гнездились колючие кустарники.
После упражнения Петрус спросил меня что-то о моей работе, и я только тут сообразил,
что давно уже не вспоминаю о ней. Мои волнения по поводу брошенных на полдороге
дел практически исчезли. Теперь я думал о них лишь по вечерам, но и тогда эти
мысли уже не казались мне столь важными. Мне нравилось, что я нахожусь здесь и
следую Путем Сантьяго.
Когда я поделился с Петрусом своими чувствами, он пошутил:
– Смотри, скоро дойдешь до того же, что и Фелиция
Аквитанская!
Потом он остановился и попросил меня положить рюкзак на
землю.
– Оглядись вокруг и наметь себе какой-нибудь удобный
ориентир, – сказал он.
