– А ведь проклятие, что наложил цыган, так и не снято, –
промолвил он под неодобрительным взглядом священника.
Петрус заинтересовался. Священник стал говорить что-то о
неразумных прихожанах, рассказывающих нелепые басни, которых церковь не
признает. Но хозяин продолжал:
– Перед смертью цыган сказал, что самый юный из жителей
нашего городка унаследует его бесов, которые вселятся в него. А когда этот
младенец вырастет, состарится и умрет, бесы перейдут в тело другого младенца. И
так – до бесконечности.
– Почва у нас такая же, как во всех других городках в
округе, – сердито проговорил священник. – И от засухи мы страдаем, как и все. А
когда в других местах хороший урожай, то у нас тоже полны закрома. У нас не
случается ничего такого, чего не было бы в любом другом местечке вокруг. Так
что вся эта история – полный вздор!
– Не случается, потому что мы отгородились от проклятия, –
возразил хозяин бара.
– О! Тогда позвольте нам на него взглянуть! – сказал Петрус.
Священник усмехнулся и сказал, что это просто так говорится,
а хозяин осенил себя крестным знамением. Но ни один из них не сдвинулся с
места.
Петрус оплатил счет и продолжал настаивать на том, чтобы
кто-нибудь проводил нас к человеку, на которого пало проклятие. Тут священник
извинился и сообщил, что его ждут неотложные дела в церкви. Он исчез так
быстро, что никто не успел произнести ни слова.
Хозяин испуганно взглянул на Петруса.
– Не бойтесь, – успокоил его мой проводник. – Покажите нам
только дом, где гнездится проклятие. А мы попытаемся избавить город от него.
Хозяин вышел вместе с нами на пыльную, залитую сияющим
послеполуденным светом улицу. Он проводил нас до окраины городка и указал на
дом, что стоял в стороне от других едва ли не на обочине Пути.
– Передаем сюда еду, одежду, все, что нужно, – извиняющимся
тоном произнес он. – Но даже наш падре сюда не заходит.
Мы попрощались с ним и направились к дому. Хозяин постоял
немного, думая, наверно, что мы пройдем мимо. Но Петрус решительно приблизился
к дверям и постучал. Я оглянулся – хозяин бара исчез.
Отворившей нам старухе на вид было лет семьдесят. Рядом с
ней вилял хвостом, будто радуясь гостям, огромный черный пес. Хозяйка
осведомилась, чего надо, прибавив, что сейчас занята стиркой и стряпней. Она
вроде бы и не удивилась нашему приходу. Я предположил, что многие из
пилигримов, ничего не знающих о проклятии, должно быть, не раз стучали в эту
дверь в поисках крова.
– Мы паломники, идем в Компостелу. Нам нужно немного
кипятка, – попросил Петрус. – Я знаю, вы не откажете нам.
Старуха с недовольной миной открыла дверь и впустила нас в
дом. Мы прошли в маленькую гостиную, чистую, но бедно обставленную. Тут имелись
диван с драной обшивкой, комод, стол с пластиковым покрытием и два стула. На
комоде стояло изображение Святого Сердца Иисусова, образы некоторых святых и
распятие, сделанное из кусочков зеркала. В комнате было две двери, одна из
которых, как я понял, вела в спальню. Хозяйка с Петрусом прошли через другую
дверь на кухню.
– У меня есть кипяток, – сказала она. – Я налью вам его во
что-нибудь, и ступайте своей дорогой.
Я остался наедине с огромным псом. Тот повиливал хвостом,
вел себя смирно и был явно доволен жизнью. Тут вернулась старуха, неся какую-то
старую жестянку с водой, которую она попыталась вручить Петрусу.
– Вот кипяток! Идите с Богом!
Но Петрус не двинулся с места. Он достал из рюкзака пакетик
заварки, бросил его в кипяток и сказал, что хотел бы угостить хозяйку чаем в
благодарность за гостеприимство.
Старуха с большой неохотой принесла все же две чашки и села
за стол вместе с Петрусом. Продолжая разглядывать пса, я прислушался к их беседе.
– Мне сказали в городке, что на этом доме лежит проклятие, –
весьма светским тоном начал Петрус.
При этих словах глаза у собаки сверкнули, словно она поняла,
о чем речь. Хозяйка тут же поднялась из-за стола.
– Это ложь! Старый предрассудок! Пожалуйста, допивайте
поскорее свой чай, у меня еще уйма дел по дому.
Пес почувствовал, что настроение хозяйки изменилось. Он
замер и навострил уши. Однако Петрус продолжал сидеть как ни в чем не бывало.
Медленно поднес ко рту чашку с чаем, но, так и не притронувшись к ней, поставил
обратно на стол.
– Очень горячо, – сообщил он. – Пусть немного остынет.
Но старуха не стала опять садиться за стол. Было видно, что
она сильно тяготится нашим присутствием и сожалеет, что вообще пустила нас на
порог. Заметив, что я не отрываю взгляда от пса, она подозвала его к себе. Тот
подчинился, но, подойдя к ней, обернулся и вновь уставился на меня.
– Вот почему твой Вестник вселился вчера в мальчишку. Именно
поэтому, – сказал Петрус.
Внезапно я понял, что это не я смотрю на пса. Это он, едва я
ступил за порог, гипнотизировал меня, не давая отвести глаз. Это пес глядел на
меня и заставлял выполнять свою волю. Я почувствовал какую-то сильнейшую
истому, меня стало клонить в сон, захотелось прилечь на этом ободранном диване
и заснуть, а не тащиться по жаре дальше. Все это было так странно, и я
чувствовал, что вот-вот попаду в какую-то ловушку. А пес смотрел на меня все
так же пристально, и чем дольше он смотрел, тем больше мне хотелось спать.
– Ну-ка, выпей, – сказал Петрус и протянул мне чашку с чаем,
– раз сеньора хочет, чтобы мы не засиживались.
Чуть поколебавшись, я все же сумел взять чашку, и глоток
горячего чая немного привел меня в чувство. Я собирался что-то сказать,
спросить, как зовут эту собаку, но голос мне изменил. Нечто такое, чему Петрус
никогда меня не обучал, проснулось и начало властно проявляться во мне. Я вдруг
ощутил неудержимое желание говорить. Произносить неведомые слова, смысла
которых я сам не понимал. Мне подумалось, что Петрус, должно быть, что-то
подмешал в чай. Очертания окружающих предметов начали расплываться, и я с трудом
понимал, что старуха, обращаясь к Петрусу, настойчиво требует покинуть ее дом.
На меня нахлынуло странное, безотчетное ликование, и я решил все-таки
произнести вслух те незнакомые слова, что приходили ко мне в голову.
