Я чувствовал – после того, как мне пришлось испытать все
величие Любви Всеобъемлющей, вновь предстали передо мной повседневные и
постоянные угрозы бытия. Я думал – чего же в конце концов надо от меня этому
псу, последовавшему за мной в такую даль? Ведь я – всего лишь паломник, идущий
на поиски своего меча и не наделенный ни терпением, ни желанием, необходимыми
для того, чтобы вступать в какие-то отношения с людьми или животными, которые
попадаются ему на пути.
Припомнив монахов, владевших искусством говорить без слов, я
попытался высказать все это взглядом – но пес не шевельнулся. Он продолжал
взирать на меня неотрывно, безмолвно, бесстрастно, всем видом своим показывая,
что вцепится мне в горло, как только я отвлекусь или выкажу страх.
Страх! А страха не было. Уж больно глупа была ситуация, в
которую я попал, чтобы еще и пугаться. Но желудок меж тем сводила судорога, и я
чувствовал позывы к рвоте. Да, я был напряжен, но не напуган. Иначе глаза бы
выдали меня, и, заметив в них страх, эта зверюга вновь кинулась бы на меня, как
было в прошлый раз. И я не отвел глаза даже в ту минуту, когда скорее
почувствовал, чем увидел, что справа по тропинке приближается ко мне какой-то
смутный силуэт.
Вот он помедлил одно мгновенье, а потом направился прямо к
нам. Пересек невидимую линию, протянувшуюся от глаз пса к моим глазам, и что-то
произнес. А что – я не разобрал. Только понял, что голос принадлежит женщине и
что пришла она с добром и дружбой, знаменуя начало светлое и положительное.
И в ту долю секунду, на которую силуэт ее заслонил меня от
песьих глаз, я почувствовал, что судороги больше не сводят мне нутро. У меня
появился могущественный друг, принявший мою сторону в этой бессмысленной и
ненужной схватке. И когда силуэт сдвинулся, вновь открывая меня взгляду собаки,
та вдруг опустила голову. Вскочила, метнулась за дом – и скрылась из виду.
И только тогда сердце мое сжалось от страха. И началась
такая, по-ученому говоря, тахикардия, что я подумал: сейчас брякнусь в обморок.
Чувствуя, как все плывет перед глазами, я взглянул на дорогу, по которой
несколько минут назад шли мы с Петрусом, – взглянул, чтобы отыскать силуэт
женщины, давшей мне сил одолеть собаку.
Женщина оказалась монашенкой. Она удалялась в сторону
Асофры, лица ее я не видел, но голос помнил, и сообразил, что ей никак не
больше двадцати с чем-то лет. Я смотрел ей вслед и едва различал тропинку, по
которой она шла.
– Это она… Это она помогла мне, – бормотал я, все еще
пребывая в некотором одурении.
– Мир и так полон загадок и чудес, так что лучше обойтись
без фантазий, – молвил Петрус, беря меня под руку. – Она шла из монастыря в
Каньясе, что километрах в пяти отсюда. Разумеется, отсюда его не видно.
Сердце мое продолжало колотиться, и мне все еще было
нехорошо. Я не успел оправиться от пережитого, а потому молчал и не просил
объяснений. Опустился на землю, и Петрус смочил водой мой лоб и затылок.
Вспомнилось – он так же вел себя, когда мы вышли из дома женщины, но в тот день
я хоть и плакал, но чувствовал себя хорошо. Теперь все было ровно наоборот.
Петрус дал мне немного прийти в себя. Холодная вода помогла
совладать с тошнотой. Все постепенно возвращалось в норму. Когда же я оправился
окончательно, мой спутник попросил двинуться в путь, и я повиновался. Но через
четверть часа вновь ощутил полнейшее изнеможение. Мы присели у подножья
столбика, увенчанного крестом, – такими каменными вехами в Средние века
отмерялись участки Пути Сантьяго.
– Страх нанес тебе больший ущерб, чем собака, – заметил
Петрус, покуда я отдыхал.
Я хотел постичь причину этой странной встречи.
– Ив жизни, и на Пути Сантьяго случается много такого, что
не зависит от нашей воли. Помнишь, когда мы с тобой только встретились, я сказал,
что во взгляде цыгана прочел имя демона, с которым тебе доведется столкнуться.
Я был очень удивлен, узнав, что демон этот примет обличье собаки, но тогда не
стал ничего говорить тебе. И только потом, когда мы пришли в дом той женщины и
ты впервые выразил Любовь Всеобъемлющую, я увидел твоего врага. И, прогнав
собаку хозяйки, ты не указал, куда ей идти, помнишь? Ничто не пропадает, все
преображается. Ты не вселил легион бесов в свиней, как поступил Иисус. Ты
просто отогнал собаку. И теперь эта смутная сила бредет за тобой следом. И
прежде, чем ты отыщешь свой меч, тебе предстоит решить – хочешь ли ты
подчиниться этой силе или возобладать над ней.
Я чувствовал себя уже бодрей. Глубоко вздохнул, чувствуя
лопатками холодный камень придорожного столбика. Петрус дал мне еще немного
воды и продолжал:
– Случаи одержимости происходят чаще всего, когда люди
теряют власть над земными силами. Проклятие цыгана навсегда вселило страх в ту
женщину, а страх проломил брешь, через которую проник Вестник смерти. Это
бывает не слишком часто, но и не очень редко. И зависит в очень большой степени
от того, как отвечаешь ты на угрозу своих ближних.
На этот раз мне самому припомнился библейский стих из Книги
Иова: «То, чего я боялся, случилось со мной; То, чего ужасался, пришло ко мне».
– Пока ты не принял угрозы, ничто не угрожает тебе. Вступая
в Правый Бой, никогда не забывай об этом. И о том, что отступление, так же как
атака, – неотъемлемая часть боя. А вот леденящий, сковывающий страх – нет.
В ту минуту я не ощущал страха. И, сам удивившись, сказал об
этом Петрусу.
– Понимаю. Иначе пес набросился бы на тебя. И едва ли ты
вышел бы из этой схватки победителем. Ибо пес тоже не испытывал страха.
Забавно, впрочем, как отнесся ты к появлению монахини. Предчувствуя
положительное начало, ты, наделенный весьма плодородным воображением, уверенно
решил, что кто-то пришел к тебе на помощь. Эта уверенность тебя и спасла. Хотя,
видит Бог, зиждилась она на совершенно ложных основаниях.
Петрус был прав. Я расхохотался от души, и он подхватил мой
смех. Мы поднялись и продолжили путь. Я уже чувствовал легкость и бодрость.
– Тебе нужно знать кое-что еще, – промолвил Петрус. –
Единоборство с псом ничьей окончиться не может – здесь возможна только победа
или поражение. Пес появится снова, и тогда уж постарайся одолеть его. Доведи
дело до конца. А иначе тень его будет преследовать тебя до конца дней твоих.
Еще тогда, после встречи с цыганом, Петрус сказал, что
знает, как его зовут. И теперь я спросил его имя.
– Имя ему – легион, – отвечал мой спутник. – Ибо их много.
