Какой-то шум, раздавшийся на улице заброшенного городка,
отвлек внимание пса. Я тоже повернул голову и увидел пастуха, гнавшего своих
овец с поля. И сразу вспомнил, что однажды уже видел это – тогда дело было на
развалинах старинного замка. Пес, заметив овец, перескочил через меня и
изготовился к атаке. Это было моим спасением.
Пастух вскрикнул – овцы бросились врассыпную. Пес еще не
успел кинуться на них, а я, решив дать им время уйти, схватил пса за левую
заднюю лапу. Буду сопротивляться еще мгновение, подумал я, чувствуя, что в душе
появилась надежда – довольно абсурдная – на то, что пастух поможет и выручит. А
еще вернулась на мгновение надежда обрести свой меч и могущество RAM.
Пес пытался высвободиться. Я уже был для него не врагом, а
досадной помехой. То, что теперь было ему нужно, находилось перед ним. Но я,
продолжая держать его за лапу, ждал, когда придет на помощь пастух – а тот все
не шел, ждал, когда овцы убегут, – а они все не убегали.
Это мгновение и спасло мою душу. Некая неимоверная сила
стала подниматься во мне, но теперь это была не иллюзия Могущества, порождающая
скуку и желание капитулировать. Снова я услышал шепот Астрейна, но говорил он
уже о другом. О том, что противостоять миру надо с тем же оружием, с которым
мир нападает на тебя. И, стало быть, чтобы дать отпор псу, должно превратиться
в пса.
Да, это было то самое безумие, о котором утром толковал
Петрус. И я постепенно начал становиться псом. Ощерился, тихонько заворчал, и
каждый звук, издаваемый мной, сочился ненавистью. Краем глаза успел заметить
испуганное лицо пастуха и овец, шарахнувшихся от меня так же испуганно, как от
пса.
Заметил эту перемену и Легион. Заметил и струсил. И тогда я
– впервые за все время боя – перешел в наступление. Кинулся на него, оскалив
клыки, выставив когти, целя ему в горло, – то есть сделал то самое, чего ждал
от него – ждал и боялся. Исчезли все чувства, кроме всеобъемлющего желания
победы. Все прочее утратило значение. Я прижал пса к земле, навалился всем
телом. Оставляя на моей коже глубокие борозды от когтей, он бился, силясь
высвободиться, но и я тоже кусался и царапался. Я знал – если ему удастся
ускользнуть, он вскоре явится опять, а я не хотел, чтобы это произошло. Врага
надо разгромить и уничтожить сегодня.
В глазах пса я заметил промельк ужаса. Теперь я стал псом, а
он, казалось, превращается в человека. Тот самый страх, что прежде когтил меня,
теперь бушевал в нем – и придавал ему сил, так что пес все же вырвался. Но я не
позволил ему убежать и отшвырнул его за невысокую ограду полуразвалившегося
дома, где тянулся овраг. Оттуда не скроешься. Там он когда-нибудь узрит лик
своей Смерти.
Внезапно я понял – что-то не так. Меня переполнял избыток
силы. Рассудок туманился, перед глазами проплывало лицо цыгана и еще какие-то
смутные образы. Я перевоплотился в Легиона. Отсюда и проистекало это
новообретенное могущество. Они оставили на произвол судьбы несчастного пса,
который через мгновение рухнет в бездну. И вселились в меня. Я еле преодолевал
нестерпимое желание растерзать беззащитную тварь. «Ты – Князь, они – твой
легион», – услышал я шепот Астрейна. Однако я не хотел становиться Князем и,
кроме того, улавливал звучащий из дальней дали настойчивый голос Наставника –
он говорил, что я должен добыть меч. Мне надо продержаться еще одну минуту. Я
не должен убивать этого пса.
Я искоса глянул на пастуха и во взгляде его прочел
подтверждение своим мыслям. Ибо меня теперь он боялся сильней, чем пса.
Я начинал чувствовать дурноту – все поплыло перед глазами.
Но терять сознание было не ко времени. Если я лишусь чувств, Легион во мне
одержит победу. Надо отыскать решение. Теперь я сражаюсь не со зверем, но с той
силой, которая по его воле обуяла меня. Ноги стали ватными, и, чтобы не упасть,
я оперся о стену, однако она не выдержала моей тяжести. Я упал в груду камней и
обломков дерева ничком – лицом в землю.
Земля. Легион – это земля, ее порождение, плод ее чрева.
Разные плоды – добрые и скверные – дарует она, но только она. Здесь ее
обиталище, отсюда она правит миром или он – ею. Агапе будто взорвалась внутри
меня, и я с силой вонзил ногти в землю. Завыл, издав звук, подобный тому, что
слышал от пса в тот день, когда впервые повстречал его. И почувствовал –
Легион, пройдя через мое тело, ушел в землю, ибо внутри меня царила Агапе, а
Легион не желал, чтобы его поглотила Любовь Всеобъемлющая. Такова была моя
воля, и это она заставляла меня, собрав остаток сил, бороться с подступающим
обмороком – воля Агапе, укоренившаяся в моей душе и заставлявшая
сопротивляться. Дрожь сотрясала меня с головы до ног.
Легион с силой уходил в землю. У меня начался приступ рвоты,
но я чувствовал, как Агапе растет, как выходит она наружу через все поры. А
тело мое продолжало дрожать, и прошло немало времени, прежде чем я почувствовал
– Легион вернулся в свое царство.
Я понял это, когда последний след его присутствия прошел
через кончики моих пальцев и сгинул. Израненный, исцарапанный, я приподнялся и
сел – и увидел нечто нелепое: окровавленный пес вилял хвостом, а пастух глядел
на меня в испуге.
– Не иначе как что-то не то съели, – проговорил он, словно
отказываясь верить собственным глазам. – Но теперь, когда опростались, все
пройдет.
Я кивнул. Он поблагодарил за то, что я унял и удержал
«своего» пса, и погнал овец дальше.
Появился Петрус. Не произнося ни слова, оторвал от рубахи
лоскут и перевязал мне все еще обильно кровоточащую рану. Потом попросил меня
пошевелиться и объявил наконец, что – ничего серьезного, могло быть хуже.
– Но вид плачевный, – добавил он с улыбкой: к нему вернулось
столь редкое в последнее время хорошее настроение. – Лучше уж сегодня не
показываться у Железного Креста. А не то всех туристов распугаешь.
На туристов мне было плевать. Я поднялся, отряхнул пыль,
понял, что прокушенная нога идти не мешает. Петрус предложил мне сделать
ДуновениеRAM и взял мой рюкзак. После упражнения я вновь ощутил себя в ладу со
всем миром. Через полчаса придем к Железному Кресту.
А когда-нибудь Фонсебадон восстанет из руин – Легион оставил
там много своего могущества.
