– ЯХВЕ, ТЕТРАГРАММАТОН…
И я узнал голос Первосвященника, заставлявший меня и всех
кругом выйти из транса. И это приводило меня в бешенство. Традиция оставалась
корнем моего бытия, и я не хотел возвращаться к действительности. Однако
Первосвященник был упорен:
– ЯХВЕ, ТЕТРАГРАММАТОН…
И, не в силах удержаться, я против воли спустился на землю и
вновь очутился в магическом круге, в древней замковой часовне.
Мы – пилигримы – переглянулись. Внезапность перехода
огорчила всех. Мне ужасно хотелось рассказать австралийцу, что я видел его. Но,
встретившись с ним глазами, понял, что в этом нет нужды: он тоже видел меня.
Рыцари окружили нас, оглушительно стуча мечами о щиты,
покуда не заговорил Первосвященник:
– Дух Н., покорствуя моей воле, ты явился сюда и потому я
даю тебе свое торжественное позволение удалиться, не чиня никакого вреда и
ущерба ни зверю, ни человеку. Ступай, говорю тебе, но будь готов вернуться по
первому зову – когда в соответствии со Священными Ритуалами Традиции ты будешь
вытребован к нам сюда снова. Заклинаю тебя – удались спокойно и тихо, и да
почиет Божий Мир неизменно и вечно между тобой и мною. Аминь.
Круг разомкнулся. Мы преклонили колени, опустили головы.
Один из рыцарей вместе с нами прочел семь раз «Отче наш» и семь раз «Аве
Марию». Первосвященник прибавил к этому еще семь «Верую», заявив, что так
решила Пречистая Дева Междугорская, явления которой отмечались в Югославии с
1982 года. Теперь мы начинали Христианский Ритуал.
– Эндрю, встань и подойди сюда, – сказал Первосвященник.
Австралиец приблизился к алтарю, перед которым стали семеро
рыцарей.
И один из них – наверно, его проводник – спросил:
– Брат, нуждаешься ли ты в Доме?
– Да, – отвечал австралиец.
И тогда я понял, что мы присутствуем при посвящении в рыцари
Храма.
– Знаешь ли ты, сколь велики тяготы для вступающего в
пределы его? Знаешь ли, какие законы милосердия правят в нем?
– Я готов вынести все во имя Божье и хочу стать слугой и
рабом Дома навсегда, до последнего часа моей жизни, – отвечал австралиец.
Последовала еще череда ритуальных вопросов. Одни в нашем
сегодняшнем мире уже потеряли смысл, но другие были проникнуты глубокой верой и
любовью. Эндрю с поникшей головой отвечал на все.
– Достойный брат, ты просишь о многом, ибо видишь лишь
оболочку нашей религии – красивых коней и нарядную одежду, – промолвил мой
проводник. – Но не знаешь, сколь суров наш устав, ибо нелегко будет тебе,
хозяину самого себя, стать послушным слугой других. И редко доведется тебе
поступать по собственной воле и разумению. Ты захочешь остаться здесь – а тебя
отошлют за море, тебе полюбится Акра, а придется ехать в Триполи, в Антиохию
или в Армению. И когда тебя будет томить сон, придется ночи напролет не смыкать
глаз, а когда ты расположен будешь бодрствовать, тебе прикажут идти спать на
ложе твоем.
– Я желаю войти в Дом, – отвечал австралиец. Казалось, что
рыцари прежних времен, некогда обитавшие в этом замке, одобрительно взирают на
церемонию посвящения. Факелы потрескивали беспрестанно.
Австралиец, которому задали еще несколько предостерегающих
вопросов, всякий раз заявлял о своей готовности принять любые испытания, ибо он
желает войти в Дом. Наконец его проводник обернулся к Первосвященнику и
повторил ответы испытуемого. Первосвященник торжественно спросил, согласен ли он
подчиняться всем нормам и правилам Дома.
– Да, Наставник, согласен, если будет на то воля Божья.
Перед лицом Его, перед вами и братьями моими смиренно прошу вас и к вам взываю
именем Господа нашего и Пречистой Девы о том, чтобы приняли меня в свое
сообщество и осенили духовной благодатью Дома, как всякого, кто хочет быть
слугой и рабом в Доме отныне и впредь, до конца дней моих.
– Во имя Господней любви введите его в сообщество, –
промолвил первосвященник.
И в этот миг все рыцари обнажили мечи и воздели их к небу.
Потом опустили клинки, образовав вокруг головы Эндрю подобие стальной короны. В
пламени факелов лезвия мечей заиграли золотым блеском, и от этого все
происходящее обрело характер священнодействия.
Наставник величаво приблизился к австралийцу и протянул ему
меч.
Кто-то ударил в колокол, и под сводами старого замка гулким
эхом раскатился, бесконечно повторяя сам себя, звон. Все мы потупились,
потеряв, таким образом, рыцарей из виду. А когда вновь подняли головы, нас
осталось только десятеро – австралиец вместе с ними отправился на ритуальное
пиршество.
Переодевшись, мы распрощались друг с другом запросто.
Церемония, должно быть, оказалась долгой – уже занимался рассвет. Безмерное
одиночество заполнило мою душу.
Я завидовал австралийцу, вернувшему себе свой меч и
достигшему конца пути. Я же остался один, и некому отныне будет вести и
направлять меня, ибо Традиция – в одной далекой стране, расположенной в Южной
Америке, – отторгла меня от себя, а пути назад не указала. И хоть мне пришлось
пройти Дивным Путем Сантьяго, который сейчас близится к своему завершению, но я
так и не узнал тайну моего меча или способ обрести его.
А колокол все звонил. Выйдя из замка – было уже совсем
светло, – я понял, что звон доносился с ближней церкви, сзывая прихожан к
заутрене. Город просыпался, готовясь к рабочей неделе, к несчастной любви, к
отдаленным мечтаньям, к неоплаченным счетам. И ни колокол, ни город не ведали,
что этой ночью в очередной раз состоялся древний ритуал, и все, что на
протяжении столетий считалось мертвым, продолжало жить, обновляться и
доказывать свое необоримое Могущество.
Себрейро
– Вы – пилигрим? – спросила меня девочка. Кроме нее, в этот
знойный предвечерний час на улочке Вильяфранки-дель-Бьерсо не было ни души.
Я лишь молча поглядел на нее. Девочка – плохо одетая, лет
восьми на вид – подбежала к фонтану, у которого я присел перевести дух.
