— Я не хочу на волю. Я хочу туда, где ты была. В другой мир! Ты ведь покажешь мне?
Настя сдвинула брови. Несколько секунд она размышляла, затем спросила:
— Когда?
— Прямо сейчас! — ответила Дарья, сжала ключи в кулаке и поднялась с кровати.
4
Доктор Макарский долил остатки коньяка в стакан и выбросил бутылку в урну для бумаг. Посмотрел на стакан. Тот мягко мерцал в тусклом свете, который давала настольная лампа.
Доктор взял стакан и отпил глоток коньяка. Коньяк жаркой волной пробежал по пищеводу. Очередная порция алкоголя мягко ударила в голову. Макарский улыбнулся и тихо пробормотал:
— Вот так-то лучше.
Впрочем, в улыбке его было больше скрытой горечи, чем радости. Доктор Макарский был стопроцентным ипохондриком. Кроме того, он ненавидел людей. Когда-то на заре своей карьеры он относился к пациентам с жалостью, видя в них больных, которые нуждались в его помощи. Но с годами, когда Макарский убедился в собственном бессилии, чувство жалости ушло, уступив место равнодушию.
Он понял, что психические болезни неизлечимы. Все, что может сделать врач, когда к нему поступает очередной свихнувшийся человек, это вколоть ему дозу успокоительного и ждать, что будет дальше. Вот и все. Максимум, на что способны лекарства (даже самые дорогие и современные), это купировать развитие болезни, замедлить его, да и то ненадолго.
Рано или поздно сумасшествие вернется и возместит свои потери с лихвой. Паранойя, шизофрения, психозы… Доктор Макарский давно не считал их своими врагами. Они были чем-то вроде компании шумных соседей, которые здорово тебе досаждают, но с которыми ничего нельзя поделать.
Макарский допил коньяк, жалея о том, что бутылка так быстро опустела. И тут по коридору загрохотали шаги, заставив доктора напрячься, потом дверь распахнулась, и взволнованный голос проговорил:
— Андрей Петрович, у нас ЧП!
— Что случилось? — спросил доктор Макарский.
— Пациентка Новицкая!
Он почувствовал, как сердце сдавило тисками, и, с трудом разжав губы, спросил:
— Да, и что с ней?
— Она в тяжелом состоянии!
— А Гизельс?
Охранник растерянно хлопнул ресницами.
— Гизельс? А что с Гизельс?
Макарский понял, что сказал не то, что следовало, и едва не выдал себя. На смену пришли любопытство и удивление.
— Так что случилось с Новицкой?
— Она каким-то образом добралась до шкафчика с лекарствами. Выкрала несколько блистеров со снотворным — «Хлоралгидрат», «Метаквалон», «Феназепам», «Стиксовит» — и все это выпила!
Макарский вскочил со стула — так быстро, словно его подбросила пружина.
— Где она сейчас?
— В коридоре! На диване!
— Жива?
— Да. Но спит.
— Идемте!
Макарский ринулся к двери.
Глава 12
Возвращение в другой мир
1
Обошлось. Новицкая была жива, хотя и не желала приходить в сознание. Из шкафа она украла кучу таблеток, но не смогла или не успела их использовать. Пропало лишь несколько капсул «Стиксовита».
Доктор Макарский накрыл Настю одеялом, повернулся к Гуськову и сказал:
— С ней все будет хорошо.
— Уверены? — уточнил начальник охраны.
Тон Гуськова доктору не понравился.
— Да, уверен, — ответил он голосом, не допускающим никакой двусмысленности. — Она будет жива. Очнется через час, полтора.
— И никаких последствий?
— Надеюсь, что нет. Вот если бы она выпила целую горсть…
Макарский оставил фразу незаконченной. Гуськов достал из кармана сигареты.
— Это коридор больницы, — напомнил доктор. — Здесь нельзя курить.
— Простите, я машинально. — Гуськов убрал сигареты обратно. Посмотрел на доктора холодным, колким взглядом. — Гизельс у вас в кабинете. Я намерен ее допросить.
— Слово «допрос» — не из больничного лексикона, — сухо произнес доктор. — Я сам с ней поговорю.
— Как скажете.
Когда они вошли в кабинет, Дарья Гизельс сидела на стуле, а рядом с ней стоял охранник Семенов. Макарский окинул пациентку хмурым взглядом. Огромная, дебелая, белобрысая тетка. Сидит и смотрит своими рыбьими глазами — насмешливо, почти издевательски.
Макарский почувствовал злость. Эта психопатка отправила на тот свет почти десяток людей, замучив их до смерти, а здесь она считается пациенткой, и он вынужден с ней возиться уже… Господи, сколько лет она уже тут торчит? Как бельмо на глазу! Как кость в горле!
Когда-то Макарский надеялся с ее помощью защитить докторскую диссертацию, но диссертация так и осталась мечтой, а эта психопатка по-прежнему сидит перед ним и смотрит своими мертвыми, бессмысленными глазами, в которых нет ничего, кроме звериной жестокости и бесчувственности.
Макарский остановился перед Гизельс, поправил пальцем очки и резко спросил:
— Дарья, о чем вы говорили с Настей Новицкой?
Гизельс хлопнула белесыми и длинными, как у коровы, ресницами.
— Кто такая Новицкая?
— Девушка, которая ночевала в вашей палате.
Гизельс едва заметно усмехнулась.
— В моей палате никто не ночует. Кроме меня. Мне даже жратву передают через решетку. Хотя я бы не прочь кого-нибудь приютить. Вот хотя бы этого охранничка. — Она взглянула на Семенова. — Слышь, бугай? Вошел бы ты ко мне ночью, спустил бы с меня штаны и…
— Дарья, прекратите это, — поморщился Макарский.
— Отчего же? — усмехнулся Гуськов. — Пусть говорит. Она ведь не на зоне, а в больничке.
Гизельс презрительно посмотрела на начальника охраны.
— Плевать я хотела на тебя и на твою ухмыляющуюся морду, вертухай.
И вдруг Дарья Гизельс быстро, просто невероятно быстро поднялась со стула и шагнула к Гуськову. Непонятно, что она хотела сделать, но Гуськов ее опередил — он схватил Дарью за ворот халата, ударил ее кулаком в живот, а затем, когда она резко согнулась, швырнул ее головой на стену.
Доктор Макарский испуганно отскочил.
— Что вы делаете! — закричал он. — Прекратите это немедленно!
— Она на меня сама напала, — прорычал Гуськов. — Вы ведь это видели.
Он подошел к лежащей на полу женщине, схватил ее за волосы и приподнял ей голову. Посмотрел в глаза и с усмешкой осведомился:
— Ну, что? Хочешь еще?
— А не надорвешься? — хрипло проговорила Гизельс.
