— Отлично, — без воодушевления ответила виновница торжества, возвращаясь в гостиную с подносом, на котором были разложены уже успевшие остыть малиновые пирожные. — Тем более что мне ну совершенно не хочется возвращаться к тем событиям.
— Вот-вот! К тому же в том, можно сказать, жизненном сюжете осталось много открытых вопросов. Вот я и решила, что моей фантазии хватит для того, чтобы самой ответить на них, причем самым необычным образом. Ну а те, кто был вовлечен в эту историю, смогут по достоинству оценить мой роман. Таким образом, еще до того, как он будет напечатан, у меня будут пусть ваши устные, но все же рецензии. Еще. Меня всегда волновал вопрос — форма произведения. Конечно, когда писатель талантливый, то в какой бы форме ни было написано произведение, оно воспринимается на одном дыхании и там все ясно. Но я-то — новичок, а потому решила, что писать буду в дневниковой форме. Думаю, что так читатель поверит мне больше. А вы как думаете?
— Неплохой прием для новичка, — заметила Джейн. — Но поскольку я тоже новичок, то тоже воспользовалась этим приемом. Думаю, так читателю легче поверить в написанное. Но, признаюсь, пользоваться этим приемом не так-то и легко. Надо постоянно ставить себя на место автора, точнее, главного героя.
— Ну, хорошо! Итак, с приемом мы разобрались. А теперь я расскажу вам свой сюжет.
— А вот сюжет рассказывать, говорят, плохая примета, — сказал Гурьев.
— Это почему же?
— Выболтаешь все, что хочешь написать, и самой ничего не останется, — поддержала его Глафира.
— Если я твердо решила написать книгу, то меня уж точно ничто не остановит.
— Да брось ты, Лиза, у тебя же вечно нет времени. — Глафира подлила ей еще чаю. — Если ты будешь писать книгу, то всем остальным кто будет заниматься?
— Ты, конечно! — рассмеялась Лиза. — Ну, так вам интересно, о чем я хочу написать, или нет?
— Интересно-интересно, — Гурьев погладил ее по руке. — Просто мы пришли сюда, чтобы поздравить Джейн!
— Считайте, что уже поздравили. — Джейн выглядела по-настоящему счастливой. — Спасибо за цветы, это потрясающий букет… Я поставила его в серебряное ведро для шампанского, но уверена, что в доме найдется подходящая для него ваза.
— Знаете, а ведь у меня написано уже несколько глав… — С этими словами Лиза достала из куртки карманный компьютер и быстро включила его. — Сейчас, подождите минуточку… Вот, уже… Между прочим, это начало.
И она начала читать:
«Мне снилось, что я еду в поезде, и мое сердце стучит в одном ритме с металлическими ударами колес о стыки рельсов. Тук-тук, тук-тук… И казалось, что поезд огромный, неестественно огромный, до небес, и что крыша вагона со скрежетом царапает края заледеневших облаков… Потом кто-то подошел ко мне, спящей, и принялся колотить по моей голове металлической палкой: тук-тук, тук-тук… И кровь моя густыми и тяжелыми каплями закапала на железный пол вагона: тук-тук… Потом моя голова затрещала и принялась раскалываться, как гигантское чугунное яйцо, и куски ее отваливались и падали вниз, на промерзшую землю: тук-тук… И боль была просто невыносимой. И позвоночник тоже начал рассыпаться, и косточки с сухим и почему-то тоже металлическим звуком посыпались на пол вагона: тук-тук… А потом мне стало трудно дышать, и проводница, склонившись ко мне, спросила меня:
— С вами все в порядке?..»
— А почему ты решила начать именно с этого момента?
— Так надо же с чего-то начинать… Но вообще-то я собиралась рассказать сюжет, а не мучить вас чтением своих глав… Джейн, какие вкусные ты испекла пирожные! И начинка такая нежная… Итак, я начинаю.
Все началось с несоответствия. Семья Цилевичей, о которой пойдет речь, как бы не соответствовала тому месту, где проживала. Умные, одаренные люди. Отец семейства преподавал в Саратовском университете, но ни за что не хотел переезжать в город, предпочитал добираться до него электричкой, а потом уже, спустя время, — собственным транспортом. Думаю, у него была «Волга»…
— Вы хотите написать о моей подруге Нине Цилевич? — тонкие выщипанные брови Джейн поползли вверх.
— А почему бы и нет? — пожала плечами Лиза. — Очень благодатный материал. К тому же есть где развернуться. А еще, что немаловажно, я видела декорации к своему будущему роману.
— Лиза, никогда бы не подумала, что у тебя есть склонность к писательству, — сказала невозмутимая Глафира. — Ну, и что дальше?
— Да то, что Нина Цилевич произрастала в своем Татищеве, как экзотический цветок, и долгое время не осознавала этого. Она была развита не по годам, к тому же ей легко давались языки. Отец, который души в ней не чаял, начал возить ее сначала к частным преподавателям, не жалея денег, а потом, когда Ниночка, его единственная дочка, подросла, сделал так, что ее отправили на учебу в Кембридж — от Саратовского университета, на курсы английского. Надо ли говорить, насколько благодатной оказалась эта английская почва для провинциального цветка?! Нина, окунувшись в атмосферу волшебного Кембриджа, буквально растворилась в ней и приобрела бесценный навык английской разговорной речи. К тому же у нее появились друзья, подруги. Поскольку она жила автономно и никому не досаждала своим присутствием, она тем самым привлекла к себе внимание Джейн Чедвик, то есть вас.
— Что-то я не пойму, — вмешалась Глафира. — Ты, Лиза, обращаешься к Джейн то на «ты», то на «вы»…
— На «ты», — успокоила ее Лиза. — Так ведь, Джейн?
— Конечно! Мы уже давно без церемоний! Только я пока что не поняла, это твоя фантазия или ты собрала реальные факты?
— Конечно, фантазия!
— Ужасно интересно.
Между тем мужчины потягивали виски и, казалось, мало обращали внимания на рассказ Лизы.
— Поверьте мне, это очень интересно! — воскликнула Лиза. — Дима, плесни-ка и мне чуть-чуть виски. Для храбрости. Не каждый же день рассказываешь сюжет своей будущей книги.
Гурьев, поймав руку Лизы, поцеловал ее, после чего налил ей виски.
— Вот, душа моя, и не надо так нервничать.
— И что было дальше? — спросила Джейн, решив, что и ей пора подзаправиться спиртным. Гурьев, перехватив бутылку, плеснул и ей виски.
— Они подружились, — сказала Лиза весело. — Но здесь надо упомянуть одного человека, родственника Джейн — дядю Мэтью, который своим воспитанием оказал довольно сильное влияние на племянницу. Мэтью Чедвик — одинокий человек, который никогда и ни в ком особо не нуждался. Кроме разве что Джейн. Он был привязан к ней и все свободное время посвящал воспитанию племянницы. Он внушал ей, что жизнь — штука сложная и жестокая, что люди вокруг склонны к предательству и по сути своей весьма эгоистичны. А потому надо уметь так построить свою жизнь, чтобы не зависеть ни от кого и, главное, от так называемых друзей. Это он вбил в голову Джейн мысль, что друзья еще никому и никогда не приносили пользы, что они лишь отнимают время и деньги. Что друзьям вечно что-нибудь нужно от тебя, что они любят только твое благополучие и твои деньги, и когда ты попадешь в беду, никто о тебе не вспомнит. Скажи, Джейн, это так?
