Заметно, что он с усилием сдерживает дрожь в руках:
— В этом мире у меня есть поручение. Покуда мне еще не
удалось выполнить его. Однако у меня в запасе еще много дней.
— И, быть может, я сумею помочь вам.
— Сумеете. Каждый способен помочь мне, стоит лишь
способствовать тому, чтобы Энергия Любви распространилась по свету.
— Я могу сделать большее.
И замолкаю, чтобы он не подумал, будто я собираюсь попыткой
подкупа проверить его верность. Осторожно! Как можно более осторожно! Вероятно,
он говорил правду, но не исключено, что лгал, пытаясь воспользоваться моими
страданиями в собственных интересах.
— Я знаю лишь одну энергию любви, — продолжаю я. — Она
возникает по отношению к женщине, которая ушла от меня... вернее сказать —
отдалилась и теперь ждет меня. Если сумею вернуть ее, я стану счастливым
человеком. И мир будет лучше, потому что одна душа обретет счастье.
Михаил обводит взглядом потолок и стол, и я не нарушаю
бесконечно затянувшееся молчание.
— Слышу Голос, — произносит он, не решаясь взглянуть мне в
глаза.
У меня есть огромное преимущество: в своих книгах я
затрагиваю темы духовности и потому знаю, что всегда могу войти в контакт с
людьми, наделенными тем или иным даром. Дар может быть истинным и настоящим, а
может быть выдумкой. И одни люди пытаются им воспользоваться, а другие лишь
испытывают меня. Но я на своем веку повидал столько удивительного, что теперь у
меня нет ни малейших сомнений — чудеса случаются, все на свете возможно, а
человек начинает снова овладевать позабытым было искусством применять свою
внутреннюю силу.
Вот разве что сейчас — не лучшее время говорить об этом.
Сейчас меня интересует только Заир. Мне нужно, чтобы Заир вновь стал зваться
Эстер.
— Михаил...
— На самом деле я не Михаил, а Олег.
— Олег...
— Когда я принял решение возродиться для новой жизни, то
выбрал себе имя архангела с огненным мечом, пролагающего путь для того, чтобы
«воины света» — так, кажется, вы называете их? — могли встретиться. Таково мое
предназначение.
— И мое.
— Разве вы больше не хотите говорить об Эстер?
Не может быть! Он вновь переводит разговор на интересующую
меня тему?
— Мне как-то не по себе... — взгляд его становится
блуждающим, отсутствующим. — Я не хочу говорить о себе. Голос...
Происходит что-то странное, очень странное. Как далеко
способен он зайти в своем намерении произвести на меня впечатление? Неужели он,
как многие до него, попросит, чтобы я написал книгу о его жизни и его даре?
Увидев перед собой ясную цель, я готов на все ради
достижения ее — и в конце концов, не об этом ли я говорю в своих книгах? Разве
можно предать их? Вот и сейчас передо мной цель — еще раз взглянуть в глаза
Заира. Михаил предоставил мне новые сведения: он не любовник Эстер, она меня не
бросила, и ее возвращение — лишь вопрос времени. Но совершенно не исключено,
что наша встреча в пиццерии — это фарс: молодой человек, не слишком преуспевший
в жизни, использует чужие страдания в своих интересах.
Я снова залпом выпиваю стакан вина — и Михаил тоже.
«Будь благоразумен», — твердит мне инстинкт.
— Да, я хочу говорить об Эстер. Но и о вас мне хочется
узнать побольше.
— Ничего подобного. Вы хотите обольстить меня, заставить
делать то, к чему я — в принципе — готов и сам. Страдание, которое вы испытываете,
застит ваш взгляд: вы считаете, что я могу лгать, желая извлечь для себя выгоду
из этой ситуации.
Михаил будто читает мои мысли, но говорит при этом громче,
чем требуют правила хорошего тона. С соседних столиков на нас оборачиваются.
— Вы хотите произвести на меня впечатление, а того не
знаете, что ваши книги предопределили мою жизнь и что написанное в них очень
многому научило меня. Ваша боль ослепила вас, лишила ваш разум остроты. Вы
одержимы одним. Заир не дает вам покоя. Я принял ваше предложение встретиться
не потому, что меня тронула ваша любовь к Эстер — я не уверен, что это именно
любовь, а не уязвленная гордыня. Меня привела сюда...
Голос звучит все громче, взор блуждает. Михаил явно не
владеет собой.
— Свет... Свет...
— Что с вами?
— Меня привела сюда ее любовь к вам.
— Вам нехорошо?
Роберто замечает — что-то не то. Он с улыбкой подходит к
столу, кладет руку на плечо юноши:
— Ну, вижу, пицца мне сегодня совсем не удалась. Я и денег с
вас не возьму. Идите, раз не нравится.
Что же, это выход. Мы можем встать, уйти из ресторана,
избежать прискорбного зрелища того, как человек изображает, будто обуян бесами,
— изображает лишь для того, чтобы произвести на меня впечатление или смутить.
Впрочем, я уверен — это нечто более серьезное, нежели простое представление.
— Чувствуете дуновение?
В этот миг я понял, что он не притворяется, напротив — с
трудом сдерживает себя, впадая в панику, не сравнимую с той, которую испытывал
я.
— Огни, огни! Появляются огни! Ради Бога, уведите меня
отсюда!
Крупная дрожь стала сотрясать его тело. Теперь уже ничего
нельзя было скрыть — люди за соседними столами начали подниматься.
— В Казахста...
Он не договорил. Оттолкнул стол — полетели в разные стороны
бокалы, тарелки, приборы. Лицо стало неузнаваемым, глаза завращались в орбитах,
он весь дрожал. Голова так резко откинулась назад, что я услышал хруст
позвонков. Человек, сидевший рядом, вскочил на стол. Роберто успел подхватить
Михаила раньше, чем он упал, и сунуть ему в рот ложку.
Все это продолжалось несколько мгновений, показавшихся мне
вечностью. Я представил себе, как сладострастно опишут бульварные журнальчики
эту сенсацию: знаменитый писатель, наиболее вероятный кандидат — что бы там ни
говорили критики — на престижную литературную премию, устроил спиритический
сеанс в пиццерии, и все для того, чтобы привлечь внимание к своей новой книге.
Фантазия моя разыгралась не на шутку: потом проведают, что медиум — это тот
самый человек, с которым бежала жена писателя. И все начнется сначала, но на
этот раз у меня не хватит ни мужества, ни энергии вынести это достойно.
