Он рассказывает греческий миф о том, как Тезей вошел в
лабиринт, чтобы убить чудовище. Полюбившая героя Ариадна дала ему кончик нити,
с помощью которой он должен был найти выход наружу. Сидя бок о бок с этими
людьми, я вдруг понимаю, что уже очень давно не испытывал ничего подобного
этому, а теперь вновь ощущаю вкус неведомого, дух авантюры. Как знать — быть
может, путеводная нить ждет меня именно в тех местах, куда я бы не пришел ни за
что на свете, не будь я убежден — чтобы изменить жизнь, мне предстоит совершить
огромное, неимоверное усилие.
Михаил продолжал свой рассказ, а я видел, что нищие слушают
его внимательно: видно, не обязательно самые удачные «встречи» должны проходить
в тепле и уюте фешенебельного ресторана.
***
«Путь до той деревни, где есть школа, занимает у меня целый
час. Разглядываю женщин, идущих за водой, бескрайнюю степь, русских солдат в
длинных грузовиках, заснеженные вершины гор, прячущие, как мне сказали,
огромную страну под названием Китай. В деревне — музей поэта, мечеть, школа и
три-четыре улицы. В школе мы узнаем, что есть идеал: мы должны бороться за
победу коммунизма, за то, чтобы все люди на земле были равны. Я не верю в эту
несбыточную мечту, потому что даже в этом убогом месте существует неравенство:
члены компартии стоят выше остальных и, время от времени уезжая в большой город
Алма-Ату, привозят оттуда невиданные лакомства, красивую одежду, подарки своим
детям.
Однажды, возвращаясь из школы, я ощущаю порыв сильного
ветра, вижу огни вокруг и на несколько мгновений теряю сознание. Прихожу в
себя: я сижу на земле, а передо мной парит в воздухе белокурая девочка в белом
платье с синим кушаком. Она улыбается и, не произнеся ни слова, исчезает.
Опрометью вбежав домой, бросаюсь к матери, отрывая ее от
того, чем она занята, и рассказываю об этом происшествии. Она пугается, просит
меня никому больше не говорить об этом. Объясняет — хотя можно ли объяснить
такие сложные вещи десятилетнему мальчугану? — что мне всего лишь привиделось,
померещилось. Я стою на своем, твержу, что видел девочку и могу описать ее во
всех подробностях. Добавляю, что вовсе не испугался, а прибежал домой, потому
что хотел немедля сообщить матери о том, что со мной было.
На следующий день, возвращаясь из школы, я жду появления
девочки, но ее нет. Нет и завтра, и послезавтра. Так проходит целая неделя, и я
уже готов поверить в правоту матери: наверное, я незаметно для себя задремал и
мне все это приснилось.
Но когда я рано утром иду в школу, девочка появляется вновь
— окруженная белым сиянием, она парит в воздухе. Я не упал наземь, не увидел
свет. Некоторое время мы глядим друг на друга, она улыбается мне, а я — ей.
Спрашиваю, как ее зовут, но ответа не получаю. В школе спрашиваю товарищей: не
случалось ли кому-нибудь видеть парящую в воздухе девочку? Все смеются.
С урока меня вызывают в кабинет директора. Он объясняет мне,
что я, наверно, не в своем уме, раз у меня видения. Мир — это реальность,
данная нам в ощущениях, а религию придумали, чтобы обманывать людей. «А как же
мечеть?» Он отвечает, что ходят в мечеть только опутанные предрассудками
невежественные старики, у которых нет сил вместе со всеми строить социализм. И
грозит исключить меня из школы, если подобное повторится. В испуге я прошу
ничего не сообщать матери. Он обещает — но лишь в том случае, если я скажу
одноклассникам, что все выдумал.
Он выполняет свое обещание, а я — свое. Мои товарищи, хоть и
не придают особенного значения всему этому, все же просят отвести их туда, где
я повстречал девочку. Но с того самого дня целый месяц кряду она является мне.
Иногда я перед этим впадаю в забытье, иногда этого не
происходит. Мы не разговариваем, только остаемся вместе столько времени,
сколько ей захочется пробыть со мной. Мать начинает беспокоиться, потому что
теперь я не прихожу из школы вовремя. Однажды вечером она все же заставляет
меня признаться. Я повторяю свой рассказ о девочке.
К моему удивлению, она не бранит меня, а говорит, что вместе
со мной пойдет туда, где я видел девочку. Наутро просыпаемся, приходим, девочка
появляется, но мать не видит ее. Мать просит спросить у нее про отца. Я не
понимаю, о чем она, однако выполняю ее просьбу и тогда впервые в жизни слышу
«голос». Губы девочки неподвижны, но я знаю, что она говорит со мной, сообщает,
что с отцом все хорошо, он оберегает нас и вознагражден за все то, что пришлось
ему испытать и перенести на земле. Расскажи матери про обогреватель, просит
она. Я повторяю это слово, и мать со слезами говорит, что отец так промерз на
войне, что больше всего в жизни ему хотелось иметь обогреватель. Девочка
просит, чтобы в следующий раз, как придем сюда, мы привязали к ветке маленького
куста, растущего здесь, ленточку.
Видения продолжаются целый год. Мать по секрету шепнула о
них своим ближайшим подругам, те рассказали своим подругам, и теперь весь куст
покрыт ленточками. Все держится в секрете: женщины спрашивают о судьбе своих
исчезнувших близких, я слушаю «голос» и передаю послания. По большей части все
благополучны, и лишь дважды девочка просит отправиться на вершину ближайшего
холма и с первыми лучами восходящего солнца молча помолиться за души этих
двоих. Люди рассказывают мне, что я иногда впадаю в транс, падаю наземь,
произношу бессвязные слова — сам я об этом не помню. Зато знаю, когда
приближается этот миг, — чувствую дуновение горячего ветра и вижу вокруг себя
светящиеся точки.
Но однажды, когда я веду на встречу с девочкой очередную
группу родственников, дорогу нам преграждает милиция. Женщины плачут,
возмущаются, но путь перекрыт. Меня препровождают в школу, и директор сообщает
мне, что я исключен за распространение религиозных предрассудков и
подстрекательство к мятежу.
На обратном пути вижу — куст уничтожен, ленточки валяются на
земле. Сажусь рядом, плачу, ибо эти дни были самыми счастливыми в моей жизни. И
тут появляется девочка. Просит меня не огорчаться — все, включая и уничтожение
куста, было, так сказать, запрограммировано. С этой минуты и до конца дней моих
она будет сопровождать меня и подсказывать, как следует поступать».
***
— И она так и не сказала, как ее зовут? — спрашивает один из
нищих.
— Нет. Но это и не важно: я знаю, когда она говорит со мной.
— А сейчас мы можем узнать что-нибудь о наших покойниках?
— Нет. Такое было возможно лишь в то время. Теперь у меня
иное предназначение. Рассказывать дальше?
— Обязательно, — говорю я. — Но сначала хочу сказать вот
что: на юго-востоке Франции есть городок под названием Лурд. Много лет назад
пастушка видела там девочку. Это похоже на ваши видения.
— Не правда, — возражает старый одноногий нищий. — Пастушку
звали Бернадетта, а видела она Пречистую Деву.
