— Секс! — восклицает белокурая девушка неопределенных
занятий. — Почему же мы не говорим о сексе?! Это гораздо интересней и не так
сложно!
По крайней мере, звучит это искренне. Одна из моих соседок
издает иронический смешок, но я аплодирую.
— Секс и в самом деле гораздо более интересная тема, однако
не думаю, что есть большая разница. Разве не так? И, кроме того, ныне эта тема
— не запретная.
— ...хоть и свидетельствует о крайнем упадке вкусов, —
вставила одна из моих соседок.
— А можно ли узнать, что же находится под запретом? —
устроитель явно чувствует себя неловко.
— Деньги, например. У каждого из нас есть деньги, ну или, по
крайней мере, мы делаем вид, будто у нас есть деньги. Мы верим, что нас
пригласили сюда потому, что мы богаты, влиятельны, знамениты. Но отчего бы нам
не узнать сегодня за ужином, сколько зарабатывает каждый из нас? Раз уж мы так
уверены в себе, так значительны, то отчего бы не взглянуть на наш мир
непредвзято и увидеть его таким, каков он на самом деле?
— Куда это вы клоните? — спрашивает автомобильная дилерша.
— Да это долгая история: можно начать с Ганса и Фрица,
которые сидят в одном из токийских баров, перейти к монголу-кочевнику, который
утверждает, что для того, чтобы стать самим собой, нужно позабыть все прежние
представления о себе.
— Ничего не понимаю.
— Я ведь ничего и не объяснял. Но вернемся к тому, что нас
интересует: я хочу знать, сколько зарабатывает каждый из нас. То есть что
значит в денежном эквиваленте сидеть за главным столом?
Повисает пауза. Сотрапезники удивленно смотрят на меня:
финансы — это большее табу, чем секс, измены, коррупция, парламентские интриги.
Но арабский принц — то ли ему до смерти надоели приемы и
банкеты с пустопорожними разговорами, то ли его доктор сообщил ему, что он
недолго протянет, то ли еще по какой причине — вдруг подхватывает тему:
— По решению парламента моей страны я получаю 20 000 евро
ежемесячно. Это не соответствует тому, сколько я трачу, однако у меня есть
практически неограниченная статья расходов на так называемое
«представительство». Это значит, что посольство выделяет мне машину и водителя,
одежда, которую я ношу, принадлежит правительству, а когда завтра я полечу в
другую европейскую страну, расходы на личный самолет, пилоты, горючее и
аэропорт будут возмещены все по той же статье. — И добавил:
— Внешность обманчива.
Если принц, будучи за нашим столом самой важной особой,
говорил так откровенно и честно, то никто не мог привести его высочество в
смущение. Однако нужно, чтобы и остальные приняли участие в игре.
— Затрудняюсь сказать точно, сколько я получаю в месяц, —
сказал устроитель вечера, один из классических представителей Банка Услуг,
которые называются «лоббистами». — Тысяч десять, наверно, но те организации,
которыми я руковожу, тоже выделяют мне «представительские». Я могу оплачивать из
них все, что захочу, — обеды и ужины, одежду и авиаперелеты. Хотя личного
самолета у меня нет.
Он сделал знак официанту, и наши бокалы вновь наполнились.
Настал черед дилерши, которую весь этот разговор занимал все больше и больше.
— Полагаю, что и я зарабатываю примерно столько же. И мои
«представительские» тоже не ограничены.
Так по кругу мои соседи говорили о том, сколько получает
каждый из них. Самым богатым оказался банкир — он зарабатывает десять миллионов
евро в год, не говоря о том, что владеет пакетом акций своего банка и они
постоянно растут.
Но белокурая девушка, которую никто нам не представил,
отвечать отказалась.
— Это — сугубо личное дело. Никому не интересно.
— Разумеется, никому не интересно, но ведь мы затеяли такую
игру, — возразил устроитель.
Девушка стояла на своем. И тем самым продемонстрировала свое
превосходство над остальными: так или иначе, она была единственной, у кого
оказались секреты. И, взлетев на более высокую ступеньку, оказалась под
прицелом презрительных взглядов. Чтобы не чувствовать себя униженной своим
жалким жалованьем, она, притворяясь существом загадочным, решила унизить всех
вокруг. А того не понимала, что большинство людей здесь живут благодаря этим
«представительским», которые могут исчезнуть в любую минуту. Оборвется эта
ниточка — и они полетят в пропасть.
Как и следовало ожидать, дело дошло до меня.
— Год на год не приходится. Если я выпускаю новую книгу, то
получаю что-то около пяти миллионов долларов. Если — нет, то выходит порядка
двух: их я получаю за продление прав на издание тех книг, что сочинил раньше.
— Вы и завели этот разговор, чтобы сказать, сколько вы
зарабатываете, — сказала девушка. — Вам не удалось нас потрясти.
Она понимала, что совершила ложный шаг, и теперь, ринувшись
в атаку, старалась исправить положение.
— Мне так не кажется, — заметил принц. — Я считал, что столь
широко публикующийся писатель должен быть богаче.
Очко в мою пользу. Белокурая девица теперь не раскроет рта
до окончания вечера.
Разговор о деньгах поломал целую систему негласных табу, из
которых заработок был самым главным. Официант стал появляться еще чаще, бутылки
вина пустели с немыслимой быстротой, устроитель/организатор поднялся на сцену
необычно оживленным, объявил победителя, вручил ему премию и тотчас вновь
включился в разговор, который не прерывался все это время, хотя правила
хорошего тона предписывают молчать, когда говорит кто-нибудь другой. И теперь
мы рассуждали о том, как лучше всего употребить наши деньги (в большинстве
случаев сходились на том, что приобретем «свободное время», будем
путешествовать или заниматься каким-нибудь спортом).
Я уже подумывал завести разговор о том, как лучше всего
организовать собственные похороны — смерть была таким же табу, как и деньги. Но
за столом царило такое веселье, мои сотрапезники были столь общительны и милы,
что решил промолчать.
— Мы говорим о деньгах, но не знаем, что это такое, — сказал
банкир. — Почему люди внушили себе, что клочок раскрашенной бумаги, пластиковая
карточка или монета, изготовленная из самого низкопробного металла,
представляют собой какую-то ценность? Или еще: известно ли вам, что ваши
деньги, ваши миллионы долларов — это всего лишь электронные импульсы?
Всем это было, разумеется, известно.
