Прошу тебя, не смей меня будить.
– Не бывает плохих эпох, – усмехнулся Нострадамус. – Поверьте, Мастер: во все будущие эпохи, как и во все предыдущие, будут творить гении, и будут твориться позорные дела.
– И в будущем, как и в прошлом, – печально улыбнулся рыцарь ордена госпитальеров, – будут жить люди разные, и бездарные будут завидовать талантливым, бездельники – ненавидеть тружеников, менее знатные – более родовитых… А раз вечно будет жить зависть – вечно будут интриги, подкупы, заговоры… Вот почему наши предсказания иногда совпадают.
– Но проверить свои предсказания вы не сможете. Ибо смертны, – скривил в усмешке обезображенное шрамом лицо великий скульптор – Утешает то, что ваши сентенции нельзя ни опровергнуть, ни подтвердить.
– Я так думаю, – пригубил бокал молодого красного вина Мишель, – что, зная будущее, мы не можем его изменить, но…
– Можем приостановить его наступление?
– Удивительные вы люди, ученые, особенно алхимики и астрологи. Не всегда и поймешь, когда вы шутите, а когда говорите серьезно. Добрые католики не могут соперничать с Господом, – примирительно пробормотал Микеланджело.
Он был человеком весьма вспыльчивого нрава, но перед этими двумя людьми немного робел.
– В противном случае святая инквизиция нас не поймет…
– А нас долго еще не поймут, – прошептал де Шоймер.
– И слава богу, – также шепотом подтвердил Мишель.
Даже у стен мастерской гениального скульптора могут быть уши…
Кроме них двоих, никто в мире из астрологов не углублялся в своих пророчествах так далеко в глубь веков.
Мишель Нострадамус скрывал свои предсказания в катренах, и шифры к их разгадке не могли отыскать столетия. Барон де Шоймер со своими предсказаниями заговоров поступал еще более изощренно: две строчки четверостишия хранились в библиотеке флорентийского университета, в одном из томов с золотым тиснением по коричневой коже, а другие две строчки, тщательно выписанные на куске пергамента, – в третьем томе «Истории Святой церкви в Испании» в университете города Толедо.
Предосторожность? Или причуды гения?
Один из ключевых катренов Нострадамуса в 2008 году переведет и разгадает профессор университета Сорбонны, барон де Шоймер (случайное совпадение?) и продаст этот секрет некоему русскому олигарху, чем поможет ему совершить невозможное – остановить время.
Однако вся жизнь этого русского олигарха – история заговоров, интриг и провокаций.
Не удивительно, что и этот его заговор против родного отечества был предсказан рыцарем чести ордена Святого Иоанна Иерусалимского, бароном де Шоймером в 1585 году. Четверостишие, содержащее ключ к раскрытию заговора, будет разделено мальтийцем на две полоски пергамента и вложено в папки гравюр великого немецкого графика Альбрехта Дюрера, выпущенные в Мюнхене и Дюссельдорфе. Две строчки – между гравюрой, изображающей Эразма Роттердамского, и гравированным портретом Ульриха Варнбюллера, а еще две строчки – между двумя автопортретами самого художника. И лежать бы этим кусочкам пергамента еще столетия в тесных шкафах университетских библиотек, если бы не удивительное стечение обстоятельств.
В 1945 году наши войска взяли старинный германский город Дрезден, ранее почти полностью разрушенный англо-американской авиацией. Неподалеку от города, в заброшенных штольнях, были найдены деревянные ящики. В них оказались наиболее ценные книги из нескольких университетских библиотек. В порядке репарации ящики вывезли как трофеи.
Книги вначале перевезли в Москву, где несколько лет они сырели в реквизированном у православной церкви храме в Замоскворечье. Потом их по разнарядке, с указанием, что книги имеют «исключительно научный интерес», были разосланы в несколько университетских библиотек – в Вологду, Куйбышев, Свердловск и Петрозаводск.
В начале 60-х годов пришел циркуляр: ценность книг изучить еще раз, пересмотреть, от ненужных избавиться.
Отбор книг на уничтожение производили студенты исторического факультета. В Петрозаводске этим процессом руководил первокурсник Гена Коваленко. А научное руководство осуществлял аспирант кафедры новейшей истории, преподаватель Егор Патрикеев. Он сохранил для университетской библиотеки все альбомы по искусству. Перелистывая их, аспирант нашел в альбомах, изданных в разных немецких городах в разные годы, обе полоски четверостишия де Шоймера. Написаны они были на старофранцузском языке, которого молодой ученый не знал, но сохранил полоски пергамента как курьез, артефакт, весточку из далекой эпохи.
Спустя десятилетия он покажет полоски пергамента, уже в Москве, другому профессору, владевшему старофранцузским – Юрию Федоровичу Милованову-Миловидову.
К пониманию этой загадки они придут лишь в конце 2008 года. Впрочем, намек на заговор, который уже зрел в среде временщиков, будет получен вовремя.
– На самом деле, – часто повторял Мишель Нострадамус своему любимому ученику Андреа дель Чижио, – наши с бароном «загадки» вовсе не загадки. Зная ключ к шифру, легко их разгадать.
В ясный летний день они втроем неторопливо прогуливались близ итальянского городка Анконы… Вскоре они поравнялись с медленно идущими по дороге монахами-францисканцами. Странствующие монахи были далеко не редкими путниками на дорогах Европы в те годы. Внезапно Мишель бросился перед одним из монахов на колени. При этом Нострадамус назвал молодого францисканца «Святейшеством».
– Через сорок лет, в 1585 году, этот францисканец станет папой Сикстом V, – пояснил он Андреа дель Чижио.
– И очень неплохим папой, – согласился рыцарь ордена иоаннитов. – Он будет предотвращать заговоры, искоренит преступность, казнит разбойников, создаст библиотеку и университет. Разоблачение им заговора кардиналов во время избрания папы, – хороший пример превентивных действий. Впрочем, Андреа, через сорок лет ты это увидишь сам…
– А еще несколько столетий спустя в далекой северной стране увидишь, как, на минуту притворившись слабым, можно победить заговор сильных соперников… Это, кстати, закон восточных единоборств: используй силу противника во вред ему. Озадачен? Ключ к этой тайне – розовый рубин…
Глава двадцать пятая
Олигарх
Профессора Сорбонны де Леклер и де Шоймер, выдающиеся французские филологи, историки, философы, исследователи пророчеств Мишеля Нострадамуса, стоили тех денег, которые затратил на их изыскания российский миллиардер Владимир Михайлович Осинский.
На роскошной, инкрустированной золотом и слоновой костью столешнице ломберного столика, лежала тонкая папочка с выложенным мелкими бриллиантами вензелем Осинского.
«Какой же из катренов ключевой?» – олигарх поморщился, его мучал остеохондроз.
Ему вспомнился разговор с Егором Патрикеевым на сессии Академии наук.
– Чем сейчас занимаетесь? – барственно, небрежно спросил он давнего знакомца, ушедшего в отставку в 2002-м, а потому уже не представлявшего для него никакого делового интереса.
