– Удивительно.
– При таком воспитательном эффекте портрета я боялся шалить: прапрабабка все видела. Поэтому вырос очень тихим и послушным ребенком. И к удивлению родителей, стал полицейским.
– Сэр Рэмзи, я не стал бы торопить ваш рассказ, но комета уходит…
– Да, так вот, у этой копии такого эффекта нет. Кто скажет, на что или на кого смотрит леди с портрета Алана Рэмзи?
– Элементарно, – устало вставил Геракл. – Дама пристально и, я бы сказал, с некоторым удивлением рассматривает висящий от нее наискосок групповой портрет кисти Джошуа Рейнольдса.
– Об этом я и хотел сказать, – согласился сержант Рэмзи. – Это портрет сестер Уолдгрейв. Это старинная аристократическая семья…
– Прошу прощения, сэр. Боюсь, на еще один экскурс в историю у нас нет времени. Да в нем уж и нужды нет. Вы уже дали нам наводку!
– Что вы имеете в виду, Юрий Федорович? – спросил Бич.
– Я попрошу вас, подполковник, и вас, сэр Рэмзи, составить компанию полковнику Иконникову. Просто сядьте за столик так же, как сидят сестры Уолдгрейв.
– И где разгадка? Мы, как сестры Уолдгрейв, должны заняться вышиванием на пяльцах?
– Избави Бог, просто объедините усилия, как эти прелестные аристократки… Вы, Станислав Андреевич, встаньте у стены со старинным гобеленом. Дотроньтесь, стена под ним ровная?
– Да. Вы хотите, чтобы я отвернул гобелен и показал присутствующим три сейфа?
– Как вы догадались?
– Легко. Я скажу больше. Сейфов за гобеленами мы не увидим.
– Правильно. Вы, господа за столиком, посмотрите на столешницу. По ее ребру проходят три, казалось бы, декоративные ручки из черного дерева, немного отличающиеся по цвету от ореховой столешницы.
– Интересно, а ведь это точно такой же столик, как тот, что изображен на холсте.
– Не удивлюсь, если это он и есть. Но суть не в нем. Прошу вас, господа, положите ваши руки на эти декоративные детали. Положили? А теперь по команде «раз» нажмите или поверните эти рукоятки. Если придется поворачивать, то, думаю, по часовой стрелке.
Мгновение… И стена за спиной Чижевского пошла в сторону, обнажив скрытые за ней панели трех сейфов.
– Что и требовалось доказать, – удолетворенно констатировал Командир.
– Теперь – дело техники. Геракл, если твой интеллект еще не вступил в конфликт с выпитым виски, подключи свою кибернетику и открой эти сейфы. В содержимом сейфов, кажется, ни у кого уж сомнений нет. Итак?
Мгновение… И все три сейфа раскрыли свои панели, обнажив торцы сейфовых пеналов.
Все девять пеналов были полны рубинами.
– Думаю, тут хватит на три пентаграммы, – заверил присутствующих Патрикеев.
Пока Бич вводил немного обескураженного Рэмзи в курс дела, остальные склонились над планшетами.
– Любовь к числу три… Он, мне кажется, потому и взял с собой Фролова и Иконникова. Он мог бы обойтись и без них. У Осины всегда была склонность к мистике, – заметил Чижевский.
– Господа, осталась пара минут до момента, когда комета уже не сможет послать свой последний луч в рубин с камерунского плоскогорья, как сказано у Нострадамуса. Предлагаю всем подняться в башню.
Ближе всех к столику с планшетами, на которых были раскрыты пентаграммы с рубинами, расположились основные организаторы эксперимента. Остальные стояли в почтительном отдалении.
– Итак. Внимание. Планшет с шестьюдесятью рубинами.
– Здесь.
– Среди них – все персонально упоминавшиеся в катренах?
– Да.
– Все условия Нострадамуса соблюдены. Планета?
– Имеется в наличии.
– Комета?
– Ее хвост еще виден и свет от нее проходит сквозь рубин.
– Мы учли ошибку Осинского, и наш расчет шага точен. Мы, для обеспечения экстрадиции объявленного в международный розыск преступника Осинского Владимира Михайловича, отправляемся в XVII век. Место предполагаемого задержания разыскиваемого – Шлиссельбургская крепость.
– И когда вас ждать обратно? – наивно спросил Бич.
– Скоро. Если сумеем раздобыть еще один рубин, упоминаемый в катрене Нострадамуса, – Патрикеев таинственно улыбнулся. – Я перевел с древнеславянского странный катрен, обнаруженный бароном де Шоймером в библиотеке Сорбонны. Если это подлинный катрен Мишеля Нострадама, а у нас с бароном в этом нет сомнений, то перевод вызывает удивление и одновременно вселяет надежду. Звучит он так:
Тот камень не купить и не продать.
Большой талант был Богом камню дан.
Бег времени послать он может вспять…
Владеет камнем узник Иоанн.
– Что за чертовщина? Какой узник? Какой Иоанн?
– Пока с помощью расчетов полковника Иконникова мы не обнаружили местонахождение Осинского – Шлиссельбург, ХVII век – у меня еще были сомнения в трактовке этого катрена. Сейчас таких сомнений у меня нет. Речь идет о русском императоре Иоанне Антоновиче VI, отрешенном от власти в результате заговора Елизаветы Петровны и заточенном в равелине Шлиссельбургской крепости. Сейчас, я имею в виду…
– Понятно. Егор Федорович, если вы хотите успеть попасть в это «сейчас», поспешим.
– Как комиссар Интерпола назначаю инспектора Интерпола сэра Рэмзи старшим группы. Оформите все юридически: арест имущества, обыски, протокол. Мы скоро вернемся.
«Дай-то Бог», – подумал Бич. – Он на личном опыте знал, как порой затягиваются служебные командировки.
«Кстати, об обыске и выемке, – подумал Фролов. – Почему у меня нет уверенности, что я должен сдать сержанту Рэмзи кейс с моим гонораром? В масштабе всемирной истории это мелочь. А мои семейные проблемы будут решены надолго вперед. Жена и внучка столько лет мечтают о дачке на берегу озера…»
И тут луч кометы прошел сквозь рубин. И хвост ее затерялся в мировой истории.
Эпилог
В полной темноте сориентироваться трудно. Владимир Михайлович Осинский протер глаза. Легче не стало. Откуда-то сверху в помещение проникал робкий свет. И холод. Холода было достаточно, чтобы Осинский дрожал от озноба. Света же было недостаточно, чтобы разглядеть, собственно, где он?
Он попытался восстановить в памяти события последних дней.
Похоже, он не в замке в Эдинбурге и не в камере местной тюрьмы. Тем более, не в «Лефортово» – тут были бы промежуточные воспоминания. Что же произошло? Эксперимент удался? Но тогда он должен был оказаться в своем особняке в центре Москвы, в 1993 году, нарядный и благоухающий дорогим парфюмом, в ожидании вызова в Кремль к президенту за новым назначением.
Но в промозглом воздухе его широкие ноздри улавливали лишь запах гнили, сырости, мышей, грязного тела и, как ни странно, еле уловимый запах свежей рыбы – так пахнет поздней осенью Ладога, Нева.
