Никаких доказательств «провокационной деятельности» бывшего «товарища по партии» В. Д. Бонч-Бруевич, разумеется, не приводит, как не затрудняли себя доказательствами в 1921 г. петроградские партийцы. Но не будем здесь размышлять над своеобразием человеческой памяти, нашим умением «задним умом» объяснять события и факты прошлого. Не будем иронизировать над признаниями старых большевиков, на протяжении нескольких десятилетий не раз отказывавшихся от своих товарищей по борьбе, когда их приговаривали к расстрелу, и вновь вспоминавших о замечательных человеческих качествах пламенных революционеров, когда прокурорскими работниками доказывалась юридическая невиновность погибших в результате внесудебной расправы. Бог им судья. Поразмышляем над другим. При том, что «Дело Тихвинского М. М.» практически — пустая папка, история сохранила ряд фактов, характеризующих этого человека неоднозначно, давая возможность взглянуть на эту неординарную фигуру как бы с разных ракурсов. Итак, вернемся в 1905—1906 гг., когда, по позднему убеждению В. Д, Бонч-Бруевича, враг диктатуры пролетариата и возможный агент охранки Михаил Тихвинский служит вначале приват-доцентом, а затем и профессором в Киевском университете, помогает социал- демократам в изготовлении бомб для их террористической деятельности, укрывает, сильно при этом рискуя, партийцев-подпольщиков.
Подпольная кличка «Добрый»
Попробуем взглянуть на жизнь молодого ученого как бы сквозь факты его «общественной» деятельности. Что это был за человек? Злой или «Добрый» (может, кличку дали от противного?), надежный, порядочный или так себе?
Вот, скажем, факты семейной жизни. Мать его, вдова священника, получала пенсию 28 рублей. Михаил Михайлович не только постоянно оказывает ей материальную помощь, но и фактически «выучивает» брата Всеволода. В декабре 1906 г. младший брат, наконец, заканчивает Санкт- Петербургский университет.
А вот другой штрих: 11 января 1911г. Совет министров России издал постановление «О недопущении в стенах высших учебных заведений студенческих собраний и вменении в обязанность полицейским чинам применять быстрые и решительные меры против них».
Посчитав сей факт проявлением политических репрессий против российской интеллигенции, считая политику тогдашнего министра просвещения недемократической и «репрессивной», 131 видный представитель передовой русской науки, крупнейшие профессора российских университетов покинули свои должности. Подали в отставку. Среди них был и молодой ученый М. М. Тихвинский. Что, тоже, скажете, полицейская провокация? Хотел тогда еще проникнуть в сплоченные ряды большевиков, чтобы «заваливать» подпольные мастерские «бомбистов»? А может с дальним прицелом создавал себе репутацию прогрессивного представителя российской интеллигенции, чтобы после 1917 г. проникнуть на руководящие должности при советской власти и выдавать секреты советской промышленности коварному шведу Нобелю? Не укладываются факты в прокрустово ложе явно заданной концепции мемуариста В. Д. Бонч-Бруевича. Зато они вполне в рамках жизни типичного для начала века, действительно прогрессивного российского интеллигента.
9 марта 1911 г. профессор М. М. Тихвинский подает ректору Киевского политехнического института заявление следующего содержания:
«Увольнение деканов А. Нечаева, С. Тимошенко и К. Шиндлера и невозможность возвращения этих видных профессоров, честных и бескорыстных работников на благо института, заставляет меня как одного из их избирателей (не в нынешнем, естественно, значении этого слова; поясним читателям, не знакомым с системой высшего образования в дореволюционной России, что на вакантные должности профессоров избирали, как правило, из числа читающих самостоятельные курсы приват-доцентов, в выборах участвовали преподаватели, уже имеющие профессорское звание; таким образом, Михаил Михайлович счел своим долгом чести вступиться за людей, которых считал компетентными специалистами и порядочными людьми и за которых на выборах в свое время отдал свой голос), просить Вас ходатайствовать перед высшим начальством об освобождении меня от должности профессора Киевского политехнического института, так как происшедшие печальные события расшатали мое здоровье». Напомним, что профессору Тихвинскому было тогда всего 43 года... Для какого-то из читателей сей возраст и покажется преклонным, для автора этих строк, давно его, увы, перешагнувшего, — Михаил Михайлович был просто в расцвете сил.
Чувство собственного достоинства и порядочность всегда в России дорого стоили. Пришлось молодому профессору, расшатавшему свое здоровье в борьбе с антидемократическими акциями Министерства просвещения, побыть некоторое время без работы...
Только в сентябре 1911 г. «инженер-технолог» М. М. Тихвинский проходит по конкурсу на вакантную должность профессора кафедры химической технологии минеральных веществ Санкт-Петербургского технологического института. Тут следует заметить, что наша своеобразная отечественная кадровая политика родилась не после 1917, — в России при приеме на службу всегда обращали внимание на политическую ориентацию сотрудника. И не дай Бог, если сотрудник шагает не в ногу... Уже 16 ноября 1911 г. в Санкт-Петербургском университете (остается удивляться, что так долго раскачивался бюрократический аппарат, обычно мгновенно реагирующий, когда речь идет о проведении «кадровой политики») получили депешу от товарища (так называлась должность заместителя министра) министра народного просвещения В. Шевякова, в которой он информировал подведомственное учреждение, что министр Л. А. Кассо, за выступление против действий которого в марте Тихвинский был уволен из Киевского политехнического, «не признает возможным удовлетворить ходатайство о назначении бывшего профессора Киевского политехнического института инженер-технолога Тихвинского профессором Санкт-Петербургского технологического института имени Его императорского Величества Николая I по кафедре химической технологии».
И вновь без работы. Надо думать, не стремление заполучить «тридцать сребренников» в охранке привели Тихвинского к большевикам, а свойственная его натуре жажда справедливости. Но факт остается фактом. М. М. Тихвинский, по признанию ряда мемуаристов, был «одним из главнейших большевистских «спецов» по вопросу о бомбах». Он даже сопровождал Л. Б. Красина в Гельсингфорс — специально для демонстрирования перед финскими «активистами» новых бомбовых устройств. «Эллипс», по воспоминаниям таких известных большевиков, как Л. Б. Красин, В. Богомолов (кличка «Черт»), Ю. А. Грожан (кличка «Дмитрий Сергеевич»), Л. Пескова (кличка «Альфа»), был не только великолепным специалистом, но и прекрасным товарищем, талантливейшим инженером и химиком, изобретателем (Л. Б. Красин вспоминал, что особенно его восхищала простота изготовления изобретенного М. Тихвинским «панкластика», из которого «спецы» делали бомбы для террористов). Это сегодня террористическая деятельность большевиков мало у кого вызывает романтическое сочувствие. Но вспомните, еще недавно большевик-подполыцик, пламенный революционер, изготовляющий бомбы для борьбы с кровавыми царскими сатрапами, считался в нашем Отечестве просто национальным героем! Тем более он был таковым для большевиков 1921 г.!
