А в случае с Названовым и вовсе, казалось бы, произошло чудо: и Ленин вступился (хотя, —помните его слова о Тихвинском про то, что химия и контрреволюция друг другу не мешают? — вполне мог бы так сказать и ходатаям о Названове), и Политбюро поддержало (чувствуете, на каком уровне только и можно было спасти невинного человека), и в ЦК РКП(б), к счастью, не нашлось ни одного соратника по большевистскому подполью, у которого, как в деле с профессором Тихвинским, сохранились почему-то неприятные воспоминания о приговоренном к расстрелу, или подозрения, хотя и ничем не подтверждаемые: а не работал ли тот на охранку? Большой удачей для Названова было и то, что он не вступал в партию, а потому и не выходил из нее, разочаровавшись в большевистском экстремизме. В общем — повезло.
Дальше уже было дело техники. Главное, что большевики в правительстве, в ЦК вовремя заступились, а чекисты, в частности, в Петрограде, что-то замешкались и не успели быстро расстрелять невинного. Выписка № 7009 из протокола № 67 Заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 14.10.21 за подписью секретаря ЦК В. М. Молотова (его враги называли «железной задницей партии», но тут пунктуальность и аккуратность Вячеслава Михайловича как раз сослужили хорошую службу) была направлена в Петроградский губ- ком Угланову и Петрогубчека Семенову, и руководителю петроградских большевиков Григорию Зиновьеву(во-первых, положено, во-вторых, видимо, зная крутой нрав этого верного ленинца, легко санкционировавшего не только единичные, но и массовые расстрелы).
Исполнение приговора было задержано ВЧК. Как говорил Ильич, доверяй, но проверяй. И уже 16.12.21 секретарь В. И. Ленина Л. А. Фотиева, а 17.12,21 г. и сам Владимир Ильич запрашивают зам. председателя ВЧК Уншлихта о состоянии дела Названова и причинах задержки исполнения постановления Политбюро ЦК РКП(б). То, что Названова не расстреляли, как говорится, спасибо большое. Но почему не освобожден? Видимо, все необходимые справки были в Москва получены, и сомнений в невиновности Названова ни у кого уже не оставалось. Политбюро — инстанция солидная, но ВЧК — «фирма» самостоятельная. И Уншлихт в ответном письме от 19.12.21 сообщает, что освобождение Названова задержано до окончания следствия по делу Таганцева.
Лукавил, конечно же, «второй чекист страны»: Таганцев к тому времени был давно расстрелян, как и большинство его «подельников», которые о существовании и «дела», и «заговора», и «боевой организации» впервые узнали лишь в подвалах ЧК. Никаких документов новых не было и быть не могло — кому об этом и знать, как не руководителям ЧК, — сами ведь придумывали «дело»... Но... принято было соблюдать правила игры. Словно есть законы, правосудие, его исполнение. Словно есть прокурорский надзор, словно можно послать прокурорское представление с рекомендацией о пересмотре дела... Единственный «прокурорский надзор» тех лет — высшая инстанция — ЦК РКП(б). И то пришлось подождать, пока чекисты, «блюдя лицо» и сохраняя «честь мундира», решат — пора или еще рано выпускать на свободу...
17 декабря 1921 г. М. К. Названов был из-под стражи освобожден. «Один выпал из гнезда...» Случайно. Повезло...
VIII. «Бомбы для диктатуры пролетариата»
Начальник террора против памятника Володарскому
Следующая группа, входившая в качестве составной части в «Петроградскую боевую организацию» и рассматриваемая мною в рамках истории «Заговора Таганцева», — носила устрашающее название «Террористические группы». Автору доводилось в ходе своих исторических изысканий листать материалы, повествующие о кровавой деятельности боевиков-бомбистов «Народной воли», партии социалистов-революционеров, наконец, большевиков. В памяти невольно вставали и такие террористы-экспроприаторы, как Иосиф Сталин и легендарный Камо. Казалось, раскрою папку с «Делом», и передо мною предстанут такие же отчаянные храбрецы, обладавшие холодным разумом и горячим сердцем. С разумом вышла, однако, большая неожиданность, когда, читая материалы «Дела», я добрался до показаний Василия Ивановича Орловского. Что же касается отчаянных храбрецов, то тут стоило еще разобраться, кто более на эту роль годился — «гнилой интеллигент», явно мягкий и робкий человек В. М. Козловский, или в жизни чрезвычайно в себе уверенный, но на допросах быстро скисший хлебопек-матрос В. М. Перминов. При первом же беглом чтении материалов «Дела» возникли, мягко говоря, большие сомнения в факте существования группы, а также причастности проходивших по ней граждан к инкриминируемым им преступлениям. Думается, читатель согласится со мной, если я изложу хотя бы некоторые сюжеты этого «кошмарного» дела о «белом терроре» в Петрограде.
Итак, живет себе в Шлиссельбурге бывший военный моряк с эскадронного миноносца «Выносливый» Балтфлота Василий Иванович Орловский, 1898 г. р., как сказано в деле, без определенных занятий человек. Да и откуда взяться занятиям, если с флота он уволен после чисток, начавшихся сразу за поражением Кронштадтского восстания, а работы никакой в маленьком Шлиссельбурге нет. И решает он, как сказано в справке ПЧК, «вместе с командиром судна и гр. Шмидтом» (по делу потом привлекались граждане А. Н. Шмидт и Д. Л. Шмидт, но то ли не нашли родства с эмигрантом, то ли не доказывали какую-либо вину, но эту пару Шмидтов отпустили по домам и «уголовное дело в отношении их было прекращено в процессе расследования»!) или, как отмечалось в показаниях свидетеля В. И. Кубасова, «вместе с командиром Кветковским и старшим механиком» рвануть за границу. Тем более, что, хотя восстание давно кончилось, балтийских моряков время от времени загребало ЧК.
Очень хорошо, что бежал Василий Иванович вместе со свои командиром. Потому что сам Орловский был, судя по всему, довольно рассеянный человек с легкой фантазийностью в восприятии окружающего мира. Командир же корабля — он всегда командир. Организован переход в Финляндию был четко и, с военной точки зрения, единственно правильно. В небольшом Шлиссельбурге, где все друг друга знают и ежедневно видят, был пущен слух, что «уйдут» 10 сентября 1919 г. Может быть, соответствующие службы к тому дню и проявили к морякам необходимое в таких случаях внимание, но, как показал на следствии свидетель, «разболтав всем о 10 числе, убежали 7—8 сентября, и в дальнейшем их более не видели».
То есть сам переезд в Финляндию будущего «белого террориста» Орловского подтверждают свидетели В. Н. Кубасов и И. Д. Муразин. Тут все сходится. А вот что дальше стало с «командиром Кветковским» и «гр. Шмидтом» — не известно. Орловский же Василий Иванович долго в Финляндии не выдержал и бежал обратно, благо опыт перехода границы получил под руководством офицера. Но на этот раз шел один, тут его и взяли. Не на границе, впрочем, а уже в Петрограде, куда он прибыл в апреле 1921 г., в самое неудачное для себя время, когда петроградские чекисты стали собирать всю «контру» в один мешок, чтобы перетряся его, отобрать нужные кандидатуры для того или иного «дела». В. И. Орловский как боевой моряк показался вполне подходящей кандидатурой на роль боевика, главаря террористов. Его и «назначили».
Сейчас уже трудно проверить — сам ли Василий Иванович, со слегка сдвинутой психикой после долгий метаний между Россией и Финляндией, придумал себе этот титул, или подсказал следователь, но в показаниях Орловского черным по белому написано: прибыл в апреле 1921 г. в Петроград с террористическими целями, создал террористическую группу, на собрании организации, почему-то проводившемся на польском кладбище (чем не сюжет для детектива, снимаемого на Детской и юношеской студии имени А. М. Горького?) был избран (!) начальником террора (!).
