Максимов Г. Г. — преподаватель кафедры технологии нефти Технологического института. Расстрелян за знакомство с профессором Таганцевым как с... «председателем домового комитета».
Гизетти Л. А. — командир взвода 1 роты 3 минно-подрывного дивизиона. Расстрелян за поддержание знакомства с соучениками по Пажескому корпусу. Заодно расстреляли и его жену С. В. Гизетти, но по другому обвинению — за доставку писем, нелегально переправляемых эмигрантами через границу своим родственникам. Доброхоты разносили эти письмо по адресам. Всех почтальонов расстреляли.
Пюсс Е. Г. была расстреляна за эту же работу — добровольным почтальоном.
Мациевский А. В. — командир подводной лодки «Тур», был расстрелян по еще более расплывчатой формулировке — «как явный враг народа и рабоче-крестьянской революции», хотя никаких доказательств этой вражеской деятельности в материалах дела обнаружить не удалось.
Тимофеев В. Н. — расстрелян за то, что осведомлял Организацию профессора Таганцева о состоянии охраны Карельского перешейка. Но следов и этого преступления не удалось обнаружить в материалах дела.
Никитин Б. И., санитар скорой помощи, расстрелян — цитируем запись, сделанную следователем Якобсоном — за то, что был «причастен к Врангелевской организации, действовавшей под флагом французской разведки». Откуда были взяты эти обвинения, из материалов дела установить не удалось. Видно только, что вместе с сыном была расстреляна и мать, Никитина М. Д. — за то, что «знала о работе своего сына».
Векк А. С., электрик с корабля «Петропавловск», был расстрелян, цитируем заключение следователя ПЧК Лебедева, — за то, что «предложил организации 2 пуда соли и несколько десятков саженей смоляных веревок», которые похитил с корабля «Андрей Первозванный». Как мы знаем из материалов других дел, веревки эти были выменяны на продукты и помогли спасти от голодной смерти несколько человек. Факт хищения, конечно же, не украшает электрика, но какое это все имеет отношение к «террористической организации» во главе с профессором Таганцевым — так и осталось неясным — ни тем, кто проходил по делу «соучастников», ни мне, читавшему эти материалы спустя 70 лет...
Спиро М. С. Как «соучастница» «Петроградской боевой организации» была приговорена к заключению в концлагерь на 6 месяцев за то, что после расстрела 61 участника этой организации побывала на месте расстрела вместе с сестрой одного из невинно убиенных (Попова), а затем еще и на панихиде в Казанском соборе.
Комментировать сей приговор нет смысла, просто вспомнились строки воспоминаний Анны Андреевны Ахматовой, также побывавшей на панихиде в Казанском соборе по расстрелянному мужу, поэту Николаю Степановичу Гумилеву, и другой, не такой великой и близкой Гумилеву, но — тоже поэтессы и друга Николая Степановича, — Ирины Владимировны Одоевцевой. Обе тогда, в 1921 г., побаивались, что и их возьмут после панихиды. Бог миловал. А вот совсем случайного человека — ни за что, ни про что — в концлагерь. За то, что поклонилась могилам, по ее честным словам на допросе, «геройски умерших людей», да по-христиански, по-православному помолилась за них в церкви...
* * *
Сохранился замечательный документ эпохи — своего рода «служебная записка», подшитая к делу одного из «соучастников». Процитируем ее фрагментарно: «Совершенно секретно. Сообщаю, что по поводу дела гр. Слозберга... необходимо допросить гр. Цветкова П. П. и Годманга Ф. Ф... Гр-ну Цветкову можно сказать, что его моментально выпустят, если он только подтвердит (обвинение — Авт.), тов. Цветкова (так в тексте — то гражданин, то все еще товарищ) нужно постращать. Гр. Слозбергу нужно сказать, что его выдал Герцфельд и Цветков. Цветкову сказать, что его выдал Слозберг».
Удалось прокурорам Генеральной прокуратуры РФ обнаружить среди материалов дел «соучастников» и такой прелюбопытнейший исторический документ, и — одновременно — трагическую страницу нашей недавней истории, — характеристики, данные старшим следователем Петрочека Назарьевым некоторым подследственным. Приведу одну из них — на Л. Я. Голицыну:
«Прежде всего необходимо отметить величайшее упорство, которое проявили все обвиняемые на допросах, так что пришлось с каждым из них затратить необычайное количество энергии и громаднейшее количество часов, чтобы вынудить их признать себя виновным в своих преступлениях.
На основании изложенного полагаю:
1. Голицыну Л... признать виновной в сокрытии своего княжеского звания при поступлении на службу в комендатуру ЧК, в краже бриллиантового кольца и разных мелких вещей преимущественно канцелярского характера...»
По воспоминаниям опубликованным (а автору этой книги — и из воспоминаний своих родных, нигде не публиковавшихся) мы знаем, что представители древних дворянских, тем более — княжеских фамилий вынуждены были скрывать свое происхождение, которым еще недавно гордились, чтобы не умереть с голоду. «Запрет на профессию» существовал тогда необычайно широко и применялся очень жестко. Пишет это и князь В. Голицын в цитированных в начале нашей книги воспоминаниях. Так что на получение признания княжны в княжеском происхождении старшему следователю вряд ли потребовалось «громаднейшее количество часов» — факт был известным и скрываем был лишь до поры до времени. «Величайшее упорство» потребовалось, должно быть, товарищу Назарьеву, чтобы убедить княжну признать факт кражи канцелярских скрепок. Это уже обвинение неприятное, и брать на себя такой грех, конечно же, не хотелось. И уж совсем «необычайное количество энергии» потребовалось следователю, чтобы выбить из столбовой дворянки, представительницы одной из древнейших русских княжеских фамилий (Голицыны — потомки королевского рода Гедеминовичей) признание в вульгарной краже перстня.
То, что уголовное преступление в данном случае белыми нитками пришито к политическому, к «социальному происхождению», в общем-то, сомнений не вызывает. Не вызывает сомнений и надуманность этих преступлений. А вот в чем я все-таки сомневаюсь, так в том, что даже после энергичных действий следователя Л. Голицына все-таки взяла грех на душу — призналась в несовершенных ею преступлениях — следов-то признания в материалах дела нет... Есть только ничем не подтвержденные измышления следователя...
Не были привлеченные к делу 173 человека ни участниками преступлений, ни тем более — соучастниками... Просто попали под каток «красного террора», жестокого и мстительного. И погибли.
А если и были за ними какие-нибудь мелкие проступки—то нам ли их сегодня судить? А вот с точки зрения юриспруденции они оказались невиновны перед законом...
Историческая интермедия. Документ
Из справки по архивному уголовному делу № Н-1318 (214224) так называемой «Петроградской боевой организации» («Заговор Таганцева»):
«Контрреволюционная организация в 3-м минно-подрыв- ном дивизионе».
Организация состояла из 13 человек, из которых шесть были расстреляны, остальные заключены на различные сроки в лагерь, освобождены.
