Должно быть, перемигивались, перемигивались братья, пока не дал старший сигнал:
— Пора, брат.
Тот и ударил.
А уж потом в дело вошел Зверь.
Как покажет следственный эксперимент, подтвержденный данными судмедэкспертизы, Роман, перегнувшись через спинку сиденья, несколько раз всадил нож в живот водителя.
Бить было неудобно. Так что удары, минуя печень, пошли в бок, в нижнюю часть живота, в бедро.
Впрочем, это Роман так сказал: нож.
Судмедэксперт однозначно показал, что били заточенной отверткой.
Тоже — почерк.
Это потом следователь заметит, что заточка — любимое оружие Романа. Она оставляет характерные следы в теле жертвы. И потом, по почерку, можно будет сравнить раны, нанесенные многим и многим жертвам банды Ахтаевых.
Эта была — первая.
Ильдар так и не успел понять, что происходит.
Вначале страшный удар по затылку, вспышка в мозгу, усатое лицо кота, яркое солнце, туман... И почти в ту же секунду — резкая, жалящая боль в правой части живота, в верхней части бедра. Пожалуй, посильнее, чем когда был приступ аппендицита. Боль повторялась снова и снова. Ему хотелось крикнуть:
— Хватит... Достаточно... Мне уже больно... Не надо...
Руки стали вялыми, беспомощными. Он пытался протянуть их к молнии, которая раз за разом ударяла его в правый бок, но руки не слушались. Как и язык... Он что-то промычал, попытался оторвать пальцы от баранки и потерял сознание.
Это теперь уже была проблема братьев — как оторвать скрюченные за баранкой, вцепившиеся намертво в пластиковое рулевое колесо пальцы водителя.
Проехав несколько метров, машина остановилась.
Роман и Вениамин медленно, пьянея вышли из машины. Обернулись.
Водитель сидел, уронив голову на баранку, по шее ползла змейка крови от удара, нанесенного в затылок магнитофоном. На светлой куртке справа расплывалось большое кровавое пятно.
— Расслабился, — констатировал Вениамин, младший, — теперь и руки от баранки можно оторвать. А то, понимаешь, вцепился, — хохотнул он.
— Неохота отдавать свое.
— Было свое, стало чужое. Что с ним-то делать?
— Тут тракт проходит. Не стоит его тело тут выкидывать, давай-ка перетащи на заднее сиденье.
— А почему я? Почему все я да я?
— А что, у нас есть выбор? — злобно ощерился старший брат.
— Все я да я, — канючил Вениамин.
— Станешь паханом, будешь сам приказы отдавать. А пока я тут командую.
— Тебя тоже никто паханом не избирал, — проворчал недовольно Веня.
—Ты будешь делать то, что я говорю, или...
— Или? — остановился, приготовившись отразить удар старшего брата, брат младший.
— Я сказал тебе раз, больше повторять не намерен. Станешь паханом...
— Да стану, стану... Вот увидишь, обязательно стану! — закричал, брызгая слюной, Веня.
— Вот тогда и поговорим. А пока — перетаскивай водилу на заднее сиденье.
Вначале стащили его с переднего сиденья на холодную степную землю. Бросили вялое тело. Обыскали.
Деньги были мелкие.
Братья не сговариваясь, почти в унисон выругались, переглянулись.
—Ладно, за машину хорошие деньги получим. Не грусти, братан.
А вот карточка-заместитель на получение табельного оружия их порадовала.
— Ствол у него может быть. Ищи ствол.
Обыскали одежду, салон — ствола не было.
Зато в «бардачке» нашли удостоверение сотрудника милиции. Недобро переглянулись.
— Вот уж кого я ненавижу больше всего, так это ментов, — сладострастно потянувшись, заметил Роман.
—Да и я не любитель ментовского мяса, а что делать — резать-то надо, — хохотнул Вениамин. И полоснул ножом по шее лежавшего на животе Ильдара. На смуглой коже тут же выступила полоска крови.
Ильдар чуть шевельнулся, застонал.
—А, не нравится, — возликовал Вениамин, встал на колени перед телом водителя и несколько раз с размаху ударил его ножом в спину. — Не нравится, не нравится, — приговаривал он.
Нуралиев затих и, казалось, больше не подавал признаков жизни.
Когда перетаскивали его на заднее сиденье, им казалось, что кантуют они мертвое тело. Никаких эмоций у братьев по этому поводу не возникло: мертвяк он и есть мертвяк. Что тут думать?
Роман сел за руль и повел машину в сторону города Каспийска.
Россия кончилась. Это была уже земля Калмыкии.
Ехали молча. Роман думал, сколько взять за почти новенький «Москвич», Веня дремал, ни о чем не думал. Молчал и Ильдар. Братья были уверены, что после таких ран он давно дал дуба.
Вкус крови
Ближе к ночи, не доезжая села Джалыкова, в безлюдной степи Роман остановил машину.
Ильдара вытащили наружу, бросили на жесткую, покрытую короткой, сбитой травой землю.
Он опять застонал, приоткрыл глаза.
— Ишь ты, «шнур»-то наш оклемался? Счастливым будет...
— Не успеет, — рубанул Роман. И уже к Ильдару: — Что, мент поганый, жить хочешь?
Роман в левой руке держал удостоверение сержанта-водителя, а другой посвечивал на фотографию Ильдара в милицейской форме фонариком.
— Если кровь стереть с морды, сходство есть, — констатировал он.
— Так это ж он и есть! — удивился недомыслию брата Веня. Он шутку не понял.
Ильдар молчал и как будто бы от слабости или от гордости, но в разговор с бандитами вступать был не намерен.
Веня подошел, с силой ударил ногой в тугой кроссовке в спину Ильдара, норовя попасть в сочившиеся кровью раны.
— Попал, — обрадовался он.
Ильдар охнул и вновь замолчал, даже стона не слышно.
— Опять помер? — спросил брата Веня.
Но Ильдар все жил и жил. Хотя боль была невыносима. Ему хотелось от боли перестать жить, откинуться на пахнущую полынью степную землю и спать, спать, спать... Чтобы боль уходила постепенно, а сладкий сон уносил вместе с болью и грустью по семье и холодный ужас перед надвигающейся смертью.
Но ни спать, ни помереть без боли ему было не дано.
Роман наступил на пальцы правой руки, увидев, что Ильдар дернулся всем телом, опять ойкнул, сказал:
— У тебя один шанс из ста. Я кодлан собираю. Стволы нужны. У тебя ксива на пушку. Поможешь ее заполучить — будешь жить, тебе решать.
Нуралиев молчал, глядя широко раскрытыми глазами в небо.
