Знаете, в борьбе есть прием, когда вы в момент атаки противника используете при контрприеме активность движения и вес противника. Ну, чтоб понятнее, условно говоря, на вас идет здоровый амбал, замахнулся, движется на вас в расчете, что будет противодействие, оборона, а вы, применив контрприем, не просто резко уходите в сторону, а еще и помогаете противнику как бы продолжить движение. Ясна моя мысль? В этом случае вес и агрессивность вашего противника ему не на пользу, а во вред. Чем тяжелее и энергичнее он в бою, тем скорее он промажет и упадет, взятый «на прием».
Дробов был насторожен, агрессивен, опытен. И, как это ни парадоксально, на этом и погорел.
Я сознательно на общие рассуждения разговор перевожу. Потому что, если я все свои следовательские «покупки» здесь вам расскажу, мне при расследовании очередного дела нечего будет противнику противопоставить. Он уж про рассказанную мной историю знать будет.
Так что не обессудьте, я сразу к концу этой микроистории: раскололся Дробов. И неожиданно дал следствию показания, которые и помогли оперативникам выйти на след банды. Конечно, и так бы вышли, но благодаря показаниям Дробова сделали это значительно раньше.
Дробов выложил имена членов банды, назвал ряд совершенных ими преступлений, ранее не попавших в поле зрения следствия.
Конечно, не сразу сдался Серега Дробов.
И вот, честно говоря, мне до сих пор не совсем ясно, — случайно попался Дробов на изнасиловании или нарочно решил «подсесть» по более легкой статье, скрыться в камере и затем в зоне от «расстрельной» статьи за убийство... Учитывая характер подследственного, его хитрость и озлобленность, и факт наличия ранее «любовной» связи с гражданкой, заявившей, что он ее изнасиловал, налицо, как говорится, сговор в криминальных целях, то есть в целях сокрытия преступления более тяжкого за менее тяжким.
Арест Дробов воспринял очень спокойно, на допросе держался уверенно. Для приличия поначалу отказывался, а на очной ставке с Натальей якобы раскололся и дал признательные показания.
Ну, что? Закрывай дело, пиши обвинительное заключение и передавай его в суд. Но Дробов все-таки попался...»
— Так, Дробов? Готов, как говорится, понести суровое наказание?
— А что ж, гражданин следователь, коли приперли к стенке, то как бы не хотелось идти на нары, а придется.
— На нары тоже загреметь можно по-разному.
— Не понял?
— Можно на один срок, можно на другой, а можно и на «вышку» пойти.
— Нет такого закона, чтоб за изнасилование — вышку. Тем более что вопрос тут тонкий. Это было даже не изнасилование, а преодоление легкого сопротивления. На грани добровольной сдачи.
— Я имею в виду не Наталью, которая свою роль сыграла. Давайте восстановим обстоятельства той страшной ночи в подробностях, в мелочах.
— Ну, значит, пришел я к ней вечером, часов в одиннадцать, принес «пузырь» «Кагора» и конфет россыпью, выпили по стакану...
— И тут вы, Дробов, накинули жертве на шею свою удавку...
— Вы про что, гражданин следователь? Какая удавка? Я накинул ей на шею шаль, что на рынке купил. Подарок.
—А что бы мог рассказать человек, которому вы не шаль на шею, а удавку набросили?.. Если бы он смог заговорить? А?
— Да нет... Не может того быть... Не сможет он заговорить.
—А почему?
— Так... Это... Умер он.
-Кто?
— Так человек этот...
— Которому вы удавку на шею набросили и задушили?
— Нет, не душил я. Это они ножами, заточками, кастетами... Потом он...
-Кто?
— Ну, Роман, облил бензином и поджег... Я сам видел, как он горел... Как бежал к лесу, весь полыхая пламенем... Нет, не мог он выжить...
—А если мог? Если он сейчас уже поправляется? И скоро я смогу провести очную ставку? И он покажет, что именно вы душили его удавкой?
— Нет... Нет, не было этого. Изнасиловал — да, признаю. Чего вам еще надо? Признал человек свою вину. Так вот он я — сажайте меня!
— Посадим, но ненадолго: сколько там придется сидеть до суда. И потом — после суда, пока к вам не применят высшую меру наказания. Я, конечно, не судья. Но думаю, что прокурор потребует вам и Роману смертной казни. Если...
— Если? Если что?
— Если вы в ходе расследования этого и других совершенных вами и вашими подельниками преступлений не начнете сотрудничать со следствием. Поймите, Дробов, вы крепко вляпались. Это вам не драки, не кражи и даже не изнасилования. Это совершение ряда убийств в корыстных целях, целях завладения чужим имуществом, в составе группы, с особой жестокостью. Это — смерть, Дробов.
— Так я не отказываюсь, это, от сотрудничества... Так, гражданин следователь... Я ж просто подчинялся... Это Роман приказывал... Они с Венькой, младшим братом, и убивали... А я что. Накинул, это, удавку...
— Вот и на вас накинут удавку и... Вы помните, что было с вашими жертвами, когда на их шеи накидывали удавки? Они хрипели, кричали, просили о помощи? Или не получалось крика, не могли вырваться из посиневших губ слова, и они просто умирали, быстро и мучительно?
— Да нет, не так. Нет! Не получалось у меня быстро.
— Вы, вроде, не слабый человек, качаетесь?
— Качаюсь. А сноровки не хватает. Так что накидывал — да, мучения, как вы говорите, жертвам причинял, — да. Но это другая статья, я не юрист, но я знаю! Не убийство это. Умирали те, наши жертвы, от ударов ножом и заточкой... Это Рома и Веня убивали. А я только душил...
— Только душил... Ну, если вы только душили, и смертной казни вам бояться не надо... кстати, смертная казнь через повешение у нас в стране не применяется. А жаль... Но расстрел тоже вещь неприятная. И главное, сделаете сейчас ошибку, не будете до конца искренни, исправить потом что-то будет уже невозможно. С того света не возвращаются, так что давайте, давайте, рассказывайте. И не спешите, подробности меня интересуют, подробности. Да не того, как вы по предварительному сговору якобы изнасиловали Наталью, а подробности: как убивали в сосновом лесу владельца автомашины ВАЗ и его товарища...
— Так, значит...
— Ничего не значит. Убивали, да одного не убили. Он вас узнает, можете не сомневаться.
—Да я готов, готов. Гражданин следователь. Я — чистосердечно! Это они...
«Словом, дал Дробов исчерпывающие показания по событию преступления. Припертый собранными мной к тому времени доказательствами изложил все, что знал, очень близко к действительности. Очень близко потому, что когда он вынужден был ввести в свой рассказ братьев Ахтаевых, на них и стал валить основную вину в убийстве».
А вина-то делилась на всех...
Следователь прокуратуры размышляет
Михаил Коржев, следователь Кировской областной прокуратуры по особо важным делам, уже привык возвращаться с работы в темноте.
