— Жаль, думал ты приедешь на торжественное вручение орденов всем участникам трех операций, — огорчился Патрикеев. — Посидели бы за чашкой теплой водки...
— Э нет, я не пью! — решительно отказался Юрий Федорович. — Сердчишко барахлит, дышу тут в лесу свежим воздухом. О вечном думаю. Как там мой «крестник», дает признательные показания? Весь себя суетой извел. И вот результат — сидит в камере. А ведь я ему советовал тогда в Париже, «колись», Яша, сотрудничай...
...Яков Борисович Понсе действительно начал наконец давать признательные показания. Но вдруг отравился, видимо, несвежей пищей. Еле выходили. Правда, Егор Патрикеев в несвежую пищу не поверил и попросил подключиться к внутреннему расследованию ГУИНа еще и аса судмедэкспертизы Пал Палыча из Мосгорпрокуратуры. Пал Палыч взял на анализ и кровь отравленного, и чудом сохраненные остатки пищи. И через сутки однозначно дал ответ: тот же яд, которым был отравлен коллекционер Шаповалов. Следы опять вели к Барончику. Но в мистику Патрикеев не верил и в самоубийстве жаждущего жизни Якова Борисовича Понсе подозревать не стал. А с данными экспертизы сразу направился к Генеральному прокурору России, благо, что им теперь стал человек не трусливого десятка — Борис Михайлович Кардашов. Генерал при Егоре набрал номер АТС-1 и попросил секретаря срочно соединить его с самим Иваном Ивановичем Шестаковым.
— Вопрос государственной важности.
Шестаков на связь, однако ж, не выходил и, судя по холодному тону секретаря-референта, был занят на совещании.
— Если я не переговорю через минуту с Иваном Ивановичем, буду вынужден обратиться к Президенту, и тогда все равно Шестакову придется прервать свое совещание, — вежливо, но жестко настоял на своем Кардашов.
— Слушаю вас, Борис Михалыч, — тут же раздался в трубке холодный и напористый баритон Шестакова.
— Иван Иванович, я вас очень прошу, сдерживайте себя.
— Что за тон, прокурор?
— Не нужно давить на Якова Борисовича, не нужно его пугать, и тем более не нужно пытаться его убить.
— Да вы о чем?! — взорвался Шестаков. — Вы забываетесь, генерал. Я таких как вы...
— Меня назначил Президент, — ледяным тоном продолжал Кардашов. — И в приватной беседе дал полный карт-бланш. А депутатской неприкосновенности у вас нет, господин Шестаков. Так что если с Понсе что-нибудь случится, через час старший следователь по особо важным делам будет у дверей вашего кабинета с ордером на арест.
— Да что вы себе позволяете, прокурор, мать вашу так...
— К тому же, Иван Иванович, — не слушая ставших уже паническими воплей вице-премьера, говорил Кардашов, — в смерти Барончика нет никакой надобности: напрасно душу человеческую, хотя бы пакостную, загубите. В распоряжении следствия имеются и кассеты, и дискеты всех ваших разговоров, которые потянут на очень большой срок. И главное: ведомость, где ваша собственноручная подпись. И, что немаловажно, — это если рассчитываете хорошо пожить после отставки, номера всех ваших счетов в банках Швейцарии и все офшорные переброски денег зафиксированы. Так что я бы советовал вам, во-первых, прекратить суетиться, а во-вторых, немедленно подать в отставку. Там уж, после разговора с Президентом, будем решать остальное. Допускаю, что если вовремя остановитесь и уйдете в отставку, правда, не очень богатым человеком, то Президент в память ваших былых заслуг, глядишь, и не разрешит мне вас арестовывать. Посчитает, что слаба доказательная база. Но отставка — это как минимум. А то сидеть вам вместе с Барончиком где-нибудь в мордовских лагерях!
И генерал резко бросил трубку.
— Все, Егор, давай, доводи дело до суда!
— А Шестаков?
— Его дело, если разрешат возбудить, все равно в отдельное производство будет выделено.
— И что, Борис Михалыч, опять то же, что раньше: разрешат возбудить дело, не разрешат.... А вы говорили, что с Президентом договорились...
— Эх, брат!.. — отмахнулся Кардашов. — У него свои проблемы. Тоже есть, как говорится, обязательства. Словом, все хорошо не бывает.
...Это только так кажется, что все плохо не бывает. Наутро Шестаков проснулся от острой боли в нижней части живота. Подумал, цистит. А может, остеохондроз поясничный дает ирридирующую боль. Вызвал прямо в кабинет бригаду врачей с аппаратурой УЗИ. Сделали ему все обследования, загрустили и предложили для уточнения диагноза съездить в Онкоцентр — там более опытные врачи.
— А вы тут на кой хрен тогда пайки получаете? — возмутился Шестаков. Но покорно выехал в Онкоцентр на Каширское шоссе. Летели по дневному трудяге-городу, распугивая машины и прохожих мигалками и воем сирен.
К сожалению, худшие подозрения подтвердились: неоперабельный рак предстательной железы.
Тут уж действительно и о возмездии за грехи, и о вечности задумаешься...
Бич тем временем, вернувшись из Парижа позднее других, где зачищал территорию после завершения операции «Диамант», взял любимую женщину Ксению и махнул в пятизвездочный отель «олл инклюзив», то есть «все включено» — в Турцию. Отель назывался «Султан-сарай» и был ему хорошо знаком, поскольку пришлось тут немного потрудиться некоторое время назад в рамках операции «Иса».
Князь, прилетев в Москву, вспомнил, что на вопрос дочери, куда он уезжает в этот раз в командировку, рассеянно ответил правду: в Париж, и дочь тут же попросила привести чисто парижские сувениры. Конечно, в ходе операции только о сувенирах и думать. Но как все это десятилетней дочери объяснишь?! Пришлось после доставки Барончика в «Лефортово», вместо того чтобы мчаться домой, заехать в ЦУМ и ГУМ. Набрал сумку «чисто парижских сувениров» — духи, игрушки, конфеты... Лишь бы были с лейблами «Сделано во Франции». Дома жена тут же закатила тихий скандал.
— Вечно ты только о себе думаешь. Самолет уж вон когда прилетел, все давно дома, а ты где-то там прохлаждаешься.
Он спорить не стал. Тем более что и помирились в тот же день. Когда он после обеда пошел в ванну принять душ, отмыться от командировки, жена зашла за феном, увидела спину, ягодицы, ноги мужа, потрогала их и заплакала, прижавшись к спине Князя лицом.
Вся спина, бедра, ягодицы были в глубоких багровых царапинах.
— Извини, — признался Князь, — это я так неудачно упал. Сам виноват. К тебе очень спешил.
Он действительно тогда, в Париже, упал с двадцать первого этажа офиса «Диамант» в районе Дефанс, да на коротко постриженный кустарник, а спиной потому, что старался не разбить аппаратуру, которая была на груди. Дочь заглянула в ванную, удивилась:
— Нy, вы какие-то странные, родители. Чего реветь? Папа таких мировецких черепашек привез из Парижа. И конфеты вкусные. У нас таких не продают....
Президент вернулся с Кубы поздно. Но приказал везти себя в Кремль: нужно было подписать ряд важных документов. В частности, Указ о награждении игроков, тренеров и менеджеров команды «Спартак» орденами и медалями. Олег Романцев был награжден оденом Мужества II степени, а все двадцать два игрока — орденами за заслуги перед Отчеством IV степени.
