Сколько денег он угрохал, — на взятки местным чиновникам, на убийство держателей акций, живших в разных странах мира, на высокогорные экспедиции, направленные на поиск новых месторождений, на доставку туда новейшего горного оборудования. Да, рабочие там были дешевы. Но на технике и технологии он, барон де Понсе, никогда не экономил.
И вот результат.
Он держал в руках полученный из Амстердама большой волшебно-синий камень и не мог на него налюбоваться. Интенсивно васильковый цвет с — как говорят ювелиры — шелковистым оттенком.
После огранки камень тянул на 260,37 карата. В платиновой оправе в окружении более мелких сапфиров и бриллиантов он станет центром броши.
Учитывая те барыши, которые сулила разработка архангельского месторождения алмазов, если удастся получить поддержку и Администрации Президента России, и самого Президента, стоимость броши терялась в ворохе больших цифр.
Барончик уже знал, кому он подарит брошь с этим сапфиром.
Удовлетворенно откинувшись на спинку кресла, он почти автоматически включил пульт управления огромным, в полстены телемонитором.
И невольно вздрогнул.
Прямо на него, из глубины футбольного поля, с полуоткрытым от напряжения ртом бежал молодой красивый парень с короткой стрижкой.
Камера телеоператора скользнула вниз, и стало ясно, что к ногам парня в красно-белой форме словно прилип футбольный мяч. Это было как наваждение: парень несся на большой скорости, а мяч при этом устремлялся вперед с такой же скоростью, словно был связан с ногой футболиста невидимым магнитом.
Казалось, он так, с мячом, и ворвется в штрафную площадку противника. Огромный стадион замер. Барончик почувствовал, как это напряжение тысяч болельщиков передалось и ему.
И паренек с короткой стрижкой пробил. Но не по воротам. Длинным пасом он бросил в прорыв на левом фланге либеро. Вратарь невольно рванулся влево, закрывая ворота от возможного прострельного удара.
Но оставленный без внимания парень, с румяным лицом и короткой стрижкой, рванулся справа на передачу, которую ждал. Либеро с левого фланга вернул ему мяч, буквально положив его на бутсу. И нападающий красно-белых пробил точно. Безукоризненно точно. В оставленный без попечения вратаря верхний угол ворот.
Московский «Спартак» выигрывал у римского клуба второго дивизиона товарищеский матч со счетом 3:2.
До конца игры оставалось две минуты. И, судя по настрою красно-белых, уступать этот, пусть и «товарищеский» матч римлянам они не собирались.
Барончик нервно дернул головой слева-вверх, вправо. Задумался.
В конце концов, это всего лишь товарищеские матчи. Но в мире футбола, как ни странно, так мало случайностей. В мире большого футбола. Где играют не только футболисты. Где играют очень богатые люди.
Не доверяя телефону и секретарю, он подошел к сейфу, открыл его после нескольких непростых манипуляций, вынул новейшее детище парижской фирмы «Романталь» — миникомпьютер прямой спутниковой связи с абонентом, абсолютно защищенный от подключения хакеров и снятия информации с дисплея, — так, во всяком случае, утверждали владельцы фирмы. За те деньги, что заплатил Барончик, — вполне возможная вещь.
Пройдя тернистый путь нескольких кодов, барон де Понсе нашел нужный сайт, вышел на связь с абонентом и передал приказ, набрав его вначале на экране своего дисплея на русском, а потом, подключив декодер, зашифровав его шифром, известным лишь ему и абоненту.
«Полю. Срочно проследить все футбольные контакты Назимова. Выявить все „странности“. Полная инициатива. Кодовое слово „Спартак“. Доложить».
ГЛАВА 3
ТАЙНУ СМЕРТИ СПРОСИ У САЙТА
Графиня Жорж Дюамель носила эту старинную фамилию благодаря своему второму, тоже покойному мужу. О первом, расстрелянном в Париже фашистами, остались лишь воспоминания и письма.
После ухода клиента Марта побрызгала дамским дезодорантом в гостиной и прихожей, чтобы выветрить чужой, терпкий, звериный мужской дух. После смерти фабриканта мебели Жоржа Дюамеля, второго мужа графини, мужской «дух» воспринимался здесь как что-то инородное.
Графиня прошла в свой будуар. Тяжело, в два приема, опустилась в глубокое, обитое серебристой парчой кресло, протянула руку направо и, почти не глядя, нащупала шкатулку с письмами Бориса. Может быть, она идеализировала его. Может быть, просто тогда была моложе. Но не проходило дня, чтобы старая графиня не доставала из красной сафьяновой коробки хотя бы одно письмо Бориса и не перечитывала до сих пор волнующие ее строки.
Она всмотрелась в поблекшие страницы письма, которое держала в сухонькой руке.
«Странно, — в очередной раз подумала она. — Мы с ним всегда были на „вы“. Даже после свадьбы, даже перед его смертью».
"Простите, что я обманул вас, когда спустился, чтобы еще раз поцеловать вас, я знал уже, что это будет сегодня. Что наше свидание — последнее перед моей казнью. Сказать правду, я горжусь своей ложью. Вы могли убедиться, что я не дрожал, а улыбался, как всегда. Да, я с улыбкой встречаю смерть, как некое новое приключение, с известным сожалением, но без раскаяния и страха. Я так уже утвердился на этом пути смерти, что возвращение к жизни мне представляется очень трудным, пожалуй, даже невозможным.
Моя дорогая, думайте обо мне как о живом, а не как о мертвом. Я не боюсь за вас. Наступит день, когда вы более не будете нуждаться во мне: ни в моих письмах, ни в воспоминаниях обо мне. В этот день вы соединитесь со мной в вечности, в подлинной любви.
Моя дорогая, я уношу с собой воспоминания о вашей улыбке. Постарайтесь улыбаться, когда вы получите это письмо, как улыбаюсь я в то время, как пишу его.
Я покидаю вас, чтобы встретить вас снова в вечности. Я благословляю жизнь за дары, которыми она меня осыпала...
За мной идут. Я слышу шаги бошей в тюремном коридоре.
По правде говоря, в моем мужестве нет заслуги. Потому что после меня останетесь жить вы. Потом вам придется какое-то время жить без меня. Простите, если это будут трудные для вас годы. Но я жду вас. Мы воссоединимся и снова будем счастливы. Я люблю вас. Прощайте.
22 февраля. Парижская тюрьма Фрон. 1942 год".
Она выронила письмо. По щеке скользнула слеза и затерялась в глубоких морщинах. Графиня прикрыла тяжелыми веками глаза. На устах ее появилась улыбка.
...За час до этого момента улыбка блуждала на губах молодого человека среднего роста, спортивного телосложения, с невыразительным лицом, пившего «кофе-эспрессо», сидя за одним из традиционно выставляемых четырех столиков на тротуаре возле кафе «Дё Маго». Места было достаточно, чтобы поставить вдвое больше. Но владелец кафе считал свое заведение элитарным и потому не стремился к расширению круга постоянных посетителей.
Этот парень, пивший уже третью чашку «эспрессо» с одним рогаликом и слишком много куривший для современного человека, владельцу «Дё Маго» Жюлю Лепелетье сразу не понравился. Однако каких-либо оснований попросить посетителя покинуть столик у Жюля не было.
