– Столько сожрал… Наверное, очень голодный был, теперь спать будет.
– Что-то не похоже, чтобы это чудовище хоть на минуту потеряло бдительность, даже после сверхсытного обеда.
– Сейчас самое время его ловить, – убежденно заметил проводник.
Путаница родов, которой отличался проводник, давно не смущала Егора. В конце концов, ему было не важно, самец перед ним, или самка. Главное что это был необычайно редко встречающийся в Гвиане сверхкрупный экземпляр. И его друг, директор московского зоопарка, будет счастлив получить в подарок столь ценную ящерицу.
– Сомневаюсь, что операция пройдет легко. – задумался Егор. – Знаешь, как вспомню твой откушенный палец, так мне все меньше хочется навязывать свое общество этой прелестной красотке. С другой стороны, – ты прав, и прокурорская санкция на арест, точнее пока – задержание этого чудовища у меня есть.
– Не понял, хозяин…
– Не напрягайся. Это в отпуске – для отдыха и развлечения – ловлю всяких гадов. А в остальное время мирно работаю в генеральной прокуратуре России. Там у меня публика все больше приличная, интеллигентная, – коллекционеры, антиквары, художники, ювелиры. Не то, что эти пресмыкающиеся.
– Не скажи, хозяин, – у них тоже все как у людей. Вот сыт, не хотел кушать, а скушал столько, что не верится, как в него влезло.
– В нее.
– Не понял?
– Игуана – это ж самка. Значит – в нее.
– Так я и говорю…
– А, ладно, хватит трепаться, зайди сбоку, отползи к тому большому корню, и страхуй меня здоровой рукой, я попробую её ухватить. А ты как бы отвлекай её внимание от меня. Понял?
Индеец пополз в сторону, Егор же поцокал языком, отвлекая внимание игуаны от бороздящего, как бульдозер, пляжный песок проводника.
– Вот, сука старая, – в сердцах выругался он.
Игуана и не думала попадаться на такой дешевый прием.
Не обращая никакого внимания на жалкое цоканье Егора, она тяжело повернула толстую, покрытую крупными чешуями шею в сторону ползущего к ней проводника, бросила презрительный взгляд на жалко трепыхающегося в мелком песке Егора, и, уже не заботясь о нападении с фронта сосредоточилась на более близкой опасности – приближающемся к ней с тыла проводнике…
Выждав, когда толстый и неповоротливый индеец почти достиг куста, под кроной которого она только что сожрала крупного тейю, игуана с восхитительной для столь крупной дамы, стремительностью шмыгнула по песку как по маслу в сторону, взметнув за собой облачко песочной пыли.
Попытка проводника вскочить с вязкого песка, преодолевая инерцию своего объемистого черного брюха, и настичь игуану до того, как её чешуйчатое массивное тело укроют мангровые заросли, окончилась, как и следовало ожидать, полной неудачей.
Игуана достигла переплетенных корней соседнего дерева и юркнула в тенистую влажную прохладу.
Проводник плюхнулся на горячий песок, устало и удивленно крутя головой в поисках утраченной цели. Однако единственно, в чем он преуспел, так это в выплевывании песка, набившегося ему в рот и нос после стремительного демарша игуаны.
Егор встал. Не было смысла скрываться от неприятеля, уже покинувшего поле битвы.
Сделав несколько шагов, он подошел к мангровым зарослям со стороны моря. Он уже поднял ногу, чтобы сделать последний шаг, отделявший его от корней мангров, но застыл, так и не опустив ногу в тяжелом армейском ботинке на мелкий белый песок.
Между двумя причудливо переплетенными корнями появилась вначале покрытая крупными чешуями морда с выстреливающим вперед черным язычком, а затем и все толстое, неповоротливое на первый взгляд тело.
Ящерица явно приняла впившуюся в песок ногу Егора за прямо растущее дерево и, не обращая на него внимания, приблизилась к ней на расстояние нескольких футов.
Когда она подковыляла достаточно близко. Егор сделал невообразимый бросок сверху на такое, казалось бы, не уязвимое в своей толщине и неповоротливости тело. Однако массивность и слоновья неповоротливость были обманчивы. Упасть-то он упал, но не на игуану, как рассчитывал, а на сухой песок.
При этом из его горла вырвалось несколько непарламентских выражений, поставивших в тупик проводника, ещё не искушенного во всех тонкостях русского дипломатического этикета.
С другой стороны, и Егора понять можно, он, как никак, был не только профессором и академиком многих российских, зарубежных и международных академий, но и старшим офицером генеральной прокуратуры. Никто не говорит, что все офицеры матерщинники, но с другой стороны, как говорится, служба обязывает сохранять некоторую твердость позиции в подборе слов и идиоматических выражений.
Идиоматическое выражение, пришедшее на ум Егору в тот момент, когда он почувствовал, как острая раковина, до поры мирно лежавшая в прибрежном песке, впивается в его ягодицу, было достаточно длинным, чтобы привлечь внимание проводника, и достаточно содержало в себе энергичных глаголов, чтобы проводник, слабо знавший русский, почувствовал всю энергетику этого словосочетания.
Однако на словесное выражение эмоций у полковника ушли считанные секунды. Он быстро сориентировался и, вытащив из-под задницы острое жало раковины, сделал интуитивное движение рукой в сторону, в которую только и могла броситься игуана, в направлении корней мангров.
И вновь оказался прав.
Потому что рука его ухватила ящерицу за бугристо-костистую шею.
Игуана, несмотря на свою массивность, чрезмерную толщину и раздувшийся от обильной пищи живот мгновенно свернулась в кольцо и попыталась укусить Егора за руку. Вероятно, проглоченный недавно палец проводника оставил у неё приятное послевкусие и ей хотелось заесть костистых подруг по классу земноводных и пресмыкающихся чем-то сладеньким.
Потеря пальца не входила в творческие планы ученого и натуралиста Егора Патрикеева, а годы работы в генеральной прокуратуре приучили его не выпускать пойманных клиентов без санкции прокурора.
Поняв, что ей не вырваться, ящерица страстно заработала когтистыми задними лапами, сдирая кожу и мясо с руки Егора.
Боль была острая и невыносимая…
Одновременно игуана яростно крутила во все стороны хвостом так, что ухватить его свободной рукой Егор никак не успевал.
В борьбе прошло минут пять-семь, руки, рубаха и штаны Егора были в крови. В крови был и проводник, мужественно бросившийся на помощь. И не понятно было, чья где кровь – где гвинейская, где российская, все смешалось.
– Черт, – простонал Егор, пытаясь выдавить улыбку на ссохшихся губах – Я думал, что у меня кровь голубая.
– Что сказал? – не понял проводник.
– Я к тому, что бабушка покойная мне в детстве рассказывала, что из дворян мы.
