– А ни х… она пока не умеет, – довольно громко сказал Хруцкий.
Главный библиограф вздрогнула спиной и сбилась со слова. Когда она нашла нужное слово, Хруцкий уж давно рассказывал приятелю короткую жизненную повесть юной юристки, заканчивающей специалиированный колледж права, почему то при Математической академии.
– Ладно, устрою её в «ЮРКИНП».
– А её с чем гребут?
– «Юридическая консультациями помощь»: лучшее частное юридическое бюро в Москве. Два наши бывшие полковника, старшие советники юстиции, Галя и Толя Киселевы вышли в 40 лет в отставку по выслуге и решают с точностью до 100%-победности все юридические проблемы: пусть у них постажируется. К слову сказать, обучат её премудростям юридической зашиты авторского права, самому тебе твоя племянница пригодится.
– Она не моя племянница…
– Да какая разница, чья бы ни была, поможет тебе спасать от пиратских изданий твои многочисленные романы, в том числе – и об Иване Путилине…
– К слову о Путилине… Помнится тогда, в Пскове…
Но что вспомнил в тот вечер классик русского триллера Егору Патрикееву так и не довелось узнать. Потому что взволнованная главный библиограф, любовно глядя к шляхетское лицо Хрупкого, сказала:
– Но прежде, чем перед вами выступит мастер остросюжетного романа Эдуард Анатольевич Хрупкий, я предоставлю слово (тут она с отвращением взглянула на Патрикеева, давая понять, как она возмущена тем, что все время, пока она зачитывала по конспекту свое вступительное слово этот бурбон-полковник отвлекал классика от внимания посвященных ему слов) полковнику генеральном прокуратуры, доктору исторических наук Егору Федоровичу Патрикееву с тем, чтобы он вкратце (слово «вкратце» она тщательно подчеркнула интонационно) обрисовал нам круг уголовных дел, так или иначе связанных с литературой.
…Через два дня Хруцкий сам позвонил Патрикееву. – Здравствуй, старичок. Я вспомнил.
Патрикеев в это время занимался суровым разбором итогов операции «Укиэ-е». Все картины, гравюры японских художников удалось вернуть музею, одного из грабителей задержали, а трое остальных…
Вот об этом, избегая крепких выражений, и говорил в эту минуту своим подчиненным полковник.
– Слушаю Вас! Патрикеев! – рявкнул он в трубку.
– Я знаю, что ты Патрикеев, а не Лоуренс Оливье.
– Это ты, Эдуард?
– А кто ж еще? – удивился Эдя. Вот за что его всегда, любил Патрикеев, так за самодостаточность. – Кто ещё может тебе звонить всего через два дня после поступления твоей просьбы с пространным отчетом?
– Есть у тебя ещё такие верные друзья? Назови, и я сниму перед ними свою генеральскую папаху.
– Ты ж полковник.
– Отстаешь от жизни. Получил звание генерал-майора казачьих войск. С награждением меня крестом «За любовь и верность Отечеству».
– Поздравляю. Люблю симметрию. Он не парный по внешнему виду к тому ордену, что мы с тобой получили пару месяцев назад, – «За мужество и любовь к Отечеству»?
– «За мужество в любви к Отечеству» – шутливо «поправил» Хруцкий. Нет, этот орден не парный, но тоже на основе георгиевского белого креста. Но вернемся к истории Отечества. Я нашел свои старые тетради. И там…
– Старичок, ты не можешь мне перезвонить через часок? У меня «сексуальная минутка».
– Даешь вздрючку своим подчиненным? – сразу понял Хрупкий.
– Ну почему все мои друзья так плохо обо мне думают! А если это словосочетание означает действительно нечто эротическое..?
– В генеральной прокуратуре? – с сомнением в голосе спросил Хрупкий.
– Сдаюсь перед твоей логикой.
– Ладно. Я перезвоню. Привет тебе Света передает. Вот спрашивает, когда генеральная прокуратура займется телевидением…
– Как только, – так сразу, – привычно отшутился Егор, и повесил трубку.
Хруцкий, отличавшийся редкой невозмутимостью, позвонил ровно через час и, словно его не перебивали, начал точно с того места, на котором час назад его прервал Егор:
– Здравствуй, старичок. Я вспомнил. И нашел свои старые тетради. И там…
– И там – дальнейшая судьба панагии?
– Не угадал. Там только история расследования убийства иеромонаха в Псковском мужском монастыре, поиски панагии… Но вот её находкой пока порадовать не могу. Большой провал, между её похищением в Пскове и появлением спустя почти полтораста лет в Москве. У тебя есть минутка? Не «сексуальная», а обычная?
– Есть; усмехнулся Патрикеев, прижимая плечом телефонную трубку к уху и пытаясь освободившимися руками, но в довольно неудобной позе заварить себе чашку чая. И хотя чай был в пакетике, а заменитель сахара в таблетках выскакивал из пластмассовой коробочки сам собой, простым нажатием кнопки, все равно заварка требовала недюжинных способностей циркового жонглера, а временами и фокусника. Чай он заварил, накрыл кусок булки куском колбасного сыра, – с тех пор, как в прокуратуре перестали давать «пайковые» в связи с финансовым кризисом на Дальнем Востоке, он перешел с обычного сыра на колбасный, который был почти вдвое дешевле. Пока он занимался этими сложными манипуляциями, Хруцкий все рассказывал и рассказывал, его приятный низкий барственный баритон рокотал и рокотал в трубке, при этом, благодаря богатому жизненному опыту и блестящему знанию ненормативной лексики и уголовной фени в сочетании с прекрасным русским литературным языком от предков-дворян, рассказ, если бы его записать дословно, можно было бы читать со сцены в театре «. Эстрады». Любители изящной словесности просто писали бы кипятком. Но в силу того, что этот пассаж будут читать женщины и дети, автор просто пересказывает искрометный «уголовный романс» Эдуарда Хрупкого своими словами в традиционной манере современного триллера.
– История началась действительно в 1866 году в славном городе Пскове.
Известный питерский сыщик Иван Дмитриевич Путилин прибыл в 1866 году в Псков для оказания помощи местному градоначальнику в создании сыскного отделения при городской полиции.
Панагия Софьи Палеолог. Расследование ведет Иван Путилин
Известный питерский сыщик Иван Дмитриевич Путилин прибыл в 1866 году в Псков для оказания помощи местному градоначальнику в создании сыскного отделения при городской полиции.
Только сели они в просторном кабинете начальника полиции за самовар с свежайшими обсыпанными маком бубликами местного производства (купец «Иван Калинин и сыновья: булки, баранки, калачи»), как в кабинет, в котором, в силу старинных высоких сводов каждое слово эхом отзывалось, в связи с чем допросы снимать там было одно мучение, вбежал правитель канцелярии:
– Ваше превосходительство, Ваше превосходительство…
А у самого губы дрожат, не знает, к какому превосходительству раньше обратиться, с одной стороны, вроде как, генерал из Петербурга будет выше чином, с другой стороны, – работать то со своим, псковским, не обидеть бы пренебрежением…
