Люди внимают этим посулам и соглашаются, ибо у них нет иного
выхода. Этим миром правит Суперкласс: он говорит мягко и улыбается ласково,
однако его решения окончательны и пересмотру не подлежат. Он знает. Он
принимает или отвергает. Он обладает могуществом.
А могущество ни с кем не вступает в переговоры — разве что с
самим собой. Однако же не все еще потеряно. Не только в романах, но и в
реальном мире обязательно отыщется он — герой.
И Морин вне себя от гордости: герой — перед нею. После трех
лет работы, мечтаний, телефонных звонков, поездок в Лос-Анджелес, подарков,
обращений к друзьям по «Банку услуг», посредничества ее бывшего возлюбленного
(он учился вместе с нею режиссуре, но потом счел, что гораздо безопасней
работать в журнале, посвященном кино, нежели рисковать головой и деньгами),
через два дня столь вожделенная встреча наконец-то состоится.
«Ладно, я поговорю с ним, — сказал экс-любовник. —
Но Джавиц Уайлд не зависит ни от кого — даже от журналистов, которые способны
превознести фильм до небес или втоптать его в грязь. Джавиц Уайлд — превыше
всего. Мы уже подумывали о том, чтобы сделать о нем репортаж и попытаться
понять, каким образом ему удается держать в руках такую уйму прокатчиков. Но
никто из тех, кто с ним работает, не пожелал высказаться на эту тему. Поговорю,
но знай — давить на него бессмысленно».
И он поговорил. И договорился, что тот посмотрит «Тайны
подземелья». И на следующий день Джавиц по телефону назначил встречу в Каннах.
Морин даже не осмелилась сказать, что ей до его офиса —
десять минут на такси, и покорно заказала билет на самолет до Парижа, а потом
чуть ли не целый день добиралась поездом до этого дальнего французского города.
Предъявила ваучер хмурому управляющему в захудалом отеле, получила одиночный
номер, где приходилось перешагивать через чемоданы всякий раз, как она шла в
ванную, раздобыла — опять же с помощью своего «экс» — приглашения на какие-то
не слишком заметные мероприятия вроде презентации нового сорта водки или новой
линии рубашек поло. С билетом во Дворец фестивалей она безнадежно опоздала.
Она сильно выбилась из бюджета, провела в пути в обшей
сложности более двадцати часов, но своего добилась — ей была обещана десятиминутная
встреча.
И она не сомневалась, что выйдет оттуда с подписанным
контрактом, и перед ней откроются сияющие перспективы. И что из того, что
киноиндустрия пребывает в кризисе? Разве фильмы (ну пусть даже их стало меньше)
не имеют успеха? Разве города не пестрят афишами новых проектов? Разве не о
знаменитых киноартистах пишут глянцевые журналы? Морин знала — вернее, была
непреложно убеждена, что кинематограф, гибель которого объявлялась уже
несколько раз, между тем продолжает здравствовать. «Конец эпохи кино» —
говорили после пришествия телевидения. «Конец эпохи кино» — говорили с
появлением видеосалонов и пунктов проката. «Конец эпохи кино» — когда интернет
открыл доступ к пиратским сайтам. А кино меж тем остается живо: оно — здесь, на
улочках этого маленького средиземноморского городка, обязанного своей славой
именно фестивалю.
И теперь самое главное — не упустить этот с неба свалившийся
шанс.
И соглашаться на все — на все решительно. Джавиц Уайлд
здесь. Он посмотрел ее фильм. Тема выбрана безошибочно: сексуальная
эксплуатация, добровольная или вынужденная, подняла, что называется, высокую
волну в мировых СМИ. Самый момент вывесить афиши «Тайн подземелья» по фасадам
всех кинотеатров, контролируемых Джавицем.
Он взбунтовался против существующего порядка и совершил
настоящий переворот в системе, определяющей путь фильма к массовому зрителю.
Один лишь Роберт Редфорд попытался в свое время совершить нечто подобное,
создав фестиваль независимых кинематографистов — но и он, несмотря на
десятилетия отчаянных усилий, все же не сумел преодолеть барьер, приводивший в
движение сотни миллионов долларов в США, Европе и Индии. А Джавиц Уайлд стал
победителем.
Джавиц Уайлд, спаситель кинематографистов, человек-легенда,
защитник малых сих, друг артистов, покровитель искусств, благодаря хитроумной
системе — Морин не знала, как она действует, но видела ее эффективность, —
смог взять под контроль кинотеатры во всем мире.
Джавиц Уайлд назначил ей назавтра десятиминутную встречу. И
это означало только одно — он принял ее предложение. Осталось лишь обговорить
детали.
«Я соглашусь на все. На все решительно», — повторяет
Морин про себя.
Само собой разумеется, что за десять минут невозможно
рассказать о том, что происходило в эти восемь лет — четвертую часть ее жизни —
потраченные на создание фильма. Бессмысленно будет описывать, как она училась
искусству режиссуры, как снимала рекламные ролики, а потом поставила две
короткометражки, снискавшие успех в провинциальных городах и нескольких нью-йоркских
барах, где устраивали просмотры «альтернативного кино». Как заложила в банке
полученный по наследству дом, чтобы получить необходимый для съемок миллион.
Как осознала, что эта встреча — ее последний шанс, ибо второго дома у нее нет и
закладывать больше нечего.
Она следила за карьерой своих сокурсников, которые
бились-бились, да и предпочли уютный мир коммерческой рекламы или скучную, но
надежную работу в одной из многих компаний, выпускающих телесериалы. Ей этот
путь заказан: после того как ее короткометражки были одобрительно приняты
публикой, Морин стала мечтать о большем, и мечты эти уже стали ей неподвластны.
Она была убеждена, что ее миссия — преобразовать этот мир в
нечто более пригодное для жизни. Объединившись с другими, подобными ей, показать,
что искусство — не только способ забавлять или развлекать сбившееся с пути
общество. Надо еще и показывать пороки и недостатки его лидеров, спасать детей,
в эту самую минуту умирающих с голоду где-нибудь в Африке. Выявлять проблемы
окружающей среды. Бороться против социальной несправедливости.
Слов нет, проект амбициозный, однако Морин уверена, что ей
хватит упорства довести его до конца. А для этого нужно очистить душу и
прибегнуть к тем четырем силам, которые всегда вели ее, а силы эти — любовь, смерть,
мощь и время. Необходимо любить, потому что мы любимы Богом. Необходимо
сознавать неизбежность смерти, чтобы острее чувствовать жизнь. Необходимо
бороться, чтобы расти, — но при этом не угодить в ловушку власти, которую
можем обрести в ходе этой борьбы, ибо знаем, что власть ничего не стоит. И
наконец, необходимо как должное принимать, что наша душа — пусть даже она
бессмертна — пребывает в плену у времени со всеми его ограничениями и
возможностями.
Но душа и в этом состоянии может работать над тем, что
дарует ей отраду и удовольствие. И Морин своими фильмами внесет свой вклад в
спасение распадающегося у нее на глазах мира, в преобразование
действительности, в изменение рода человеческого.
