Отец работает сверхурочно, света белого не видит, чтобы
купить сыну новую модель кроссовок, без которых тот будет чувствовать себя в
школе последним изгоем. Жена замыкается в неприязненном молчании и плачет,
потому что подруги обзавелись платьями знаменитой фирмы, а у нее нет на это
денег. Подростки, вместо того, чтобы познавать истинные ценности — такие, как
вера и надежда, — мечтают стать актерами. Девочки из захолустья, теряя
неповторимые черты своей личности, изыскивают возможность уехать в большой
город, а там пойти на все — на все решительно! — чтобы получить то, что им
так желанно. Мир, который должен стремиться к справедливости, начинает
вертеться вокруг материального, а оно через полгода уже ни на что не годно и
подлежит замене, ибо только так и никак иначе могут удерживаться на вершине
презренные существа, ныне обретающиеся в Каннах.
Понятно, что Игорь старается не поддаваться этому
разрушительному влиянию. Дело, которым он занят — одно из самых завидных. Он
по-прежнему зарабатывает в день много больше того, что может истратить за год —
даже если бы решился позволить себе все виды удовольствий, как законных, так и
запретных. Ему не составит труда соблазнить женщину — даже если она не будет
знать, богат он или нет: он проверял это многократно и всякий раз добивался
своего. Ему только что исполнилось сорок, он — в превосходной физической форме,
и ежегодный медицинский осмотр не выявил пока никаких нарушений или отклонений.
У него нет долгов. Он избавлен от необходимости носить одежду определенной
фирмы, посещать именно этот, а ни в коем случае не тот ресторан, проводить
отпуск там, «куда все ездят», покупать часы такой-то марки потому лишь, что ее
рекомендует знаменитый спортсмен. Он может позволить себе подписывать важнейшие
контракты грошовой шариковой ручкой и носить удобные и элегантные пиджаки,
сшитые на заказ в маленьком ателье рядом с его офисом и не помеченные никаким
фирменным знаком.
Он волен делать все, что ему хочется, он добился права
никому не доказывать, что богат и успешен. И дело, которым он занимается, его
интересует и вдохновляет, как и раньше.
Да, вот в этом, похоже, и кроется отгадка. Он убежден, что
именно по этой причине женщина, вошедшая в бар несколько часов назад, сейчас не
сидит за его столиком.
Убивая время, он пытается продолжить свои размышления.
И заказывает Кристель еще порцию — он знает, как зовут
официантку, потому что час назад, когда люди разошлись ужинать и улеглось
коловращение в баре, попросил виски, а она сказала, что он, вероятно, грустит,
а потому надо что-нибудь съесть, чтобы поднять настроение. Он поблагодарил ее —
ему и вправду было приятно, что хоть кого-то в самом деле беспокоит состояние
его духа.
Пожалуй, ему одному известно, как зовут человека,
обслуживающего его: все остальные хотят узнать имя, а еще лучше — род занятий —
лишь тех, кто сидит за столиками и в креслах.
Да, он пытается продолжить свои размышления, но уже
четвертый час утра, красивая женщина и ее учтивый спутник — внешне он очень
похож на него самого — так больше и не появились. Наверно, поднялись в номер и
предались любви, а может быть, пьют шампанское на одной из тех яхт, где веселье
сейчас только начинается. А может быть, лежат в кровати и, не глядя друг на
друга, перелистывают газеты.
А впрочем, все это неважно. Игорь сидит в одиночестве. Он
устал, он хочет спать.
7:22 AM
Он просыпается в 7:22 — гораздо раньше, чем нужно, чтобы
выспаться, — потому что еще не успел привыкнуть к разнице во времени между
Москвой и Парижем. В России он бы уже провел два-три совещания со своими
сотрудниками и собирался бы на деловой завтрак с кем-нибудь из новых клиентов.
Но здесь у него — другая задача. Ему нужно найти того, кто
будет принесен в жертву любви. Ему нужна жертва, чтобы Ева уже утром смогла
получить его послание.
Приняв душ, он спускается выпить кофе в ресторане, где
свободны почти все столики, а потом отправляется по набережной Круазетт, мимо
выстроившихся в ряд фешенебельных отелей. Уличного движения совсем нет:
проезжая часть перекрыта, пропускают только автомобили со специальным
разрешением. Свободна и другая полоса, потому что местным жителям еще рано
ехать на работу.
Он не предается тягостным раздумьям — давно миновала та
мучительная фаза, когда ненависть снедала его душу и не давала уснуть. Сейчас
он способен понять поступок Евы: в конце концов моногамия — не более чем миф,
навязанный человеку. Он много читал об этом: дело вовсе не в переизбытке
гормонов и не в тщеславии — нет, это генетическая предрасположенность, которая
встречается едва ли не у всех животных.
Исследования не обманывают: ученые, проводившие тесты на
отцовство среди птиц, обезьян, лис, установили, что эти особи вступают в некие
социальные отношения, весьма напоминающие брак, но при этом не хранят верность
своим партнерам. В семидесяти процентах случаев самки производят потомство от
«посторонних» самцов. Игорь почти наизусть помнит абзац из статьи Дэвида
Бараша, профессора психологии университета им. Дж. Вашингтона в Сиэтле:
«Образцом супружеской верности принято считать лебедей, но и
это не соответствует действительности. Измены не совершает только плоский
червь, Diplozoonparadoxum(спайник парадоксальный). Партнеры встречаются в юном
возрасте, и их тела сливаются в единый организм крест-накрест. Все прочие
представители животного мира способны на адюльтер».
И потому он не может обвинять Еву, которая всего лишь
следовала инстинкту. Но поскольку она воспитана на социальных условностях, не
признающих законов природы, то сейчас, наверно, терзается чувством вины и
думает, что он больше не любит ее и никогда не простит.
Все обстоит как раз наоборот: он готов на все — и даже на
то, чтобы посылать особые сообщения — символы уничтожения вселенных и миров
других людей. И только ради того, чтобы она поняла, что всегда будет желанна,
прошлое же — похоронено навеки.
Он встречает девушку, раскладывающую на лотке свой товар —
кустарные сувенирные поделки сомнительного вкуса и качества.
Вот и жертва. Вот и послание, которое он должен будет
отправить и оно, вне всякого сомнения, будет понято, как только дойдет до
адресата. Прежде чем подойти, Игорь рассматривает девушку с нежностью: она не
знает, что совсем скоро, если все сложится удачно, ее душа воспарит в
поднебесье, навсегда освободясь от этой идиотской работы, не позволявшей ей
оказаться там, куда манили мечты.
— Сколько стоит? — спрашивает он по-французски.
— Какую вы хотите?
— Все.
Девушка — на вид ей не больше двадцати — улыбается:
— Мне не в первый раз предлагают такое. За этим обычно
следует предложение прогуляться. Потом, как правило, говорится: «Вы слишком
красивы, чтобы торговать на набережной этой чепухой. Я…»
