Она вспоминает, что свою одежду и сумку оставила в отеле
«Hilton». Ключа от номера у нее нет. Пойти ей по окончании празднества некуда.
Впрочем, если бы она когда-нибудь вздумала рассказать в книге историю своей
жизни, сегодняшний день ей описать бы не удалось: проснуться утром с трещащей
головой посреди раскиданных по комнате вещей — а шесть часов спустя подкатывать
в лимузине к красной дорожке, готовясь предстать перед сонмищем журналистов об
руку с одним из самых вожделенных мужчин мира.
Руки у нее подрагивают. Она хочет выпить еще бокал, но
решает не рисковать — стоит ли появляться пьяной у подножья лестницы славы?!
«Успокойся, Габриэла. Не забывай о том, кто ты. Будь
реалисткой — не дай увлечь себя всему, что сейчас происходит с тобой».
Пока машина везет ее к отелю, она беспрестанно повторяет эти
фразы. Но — хочет ли она того или нет — никогда уже ей не удастся стать
прежней, такой, как была. Выхода нет — если не считать того, о котором сказал
андрогин и который ведет на еще более высокую вершину.
4:52 РМ
Даже Господу Богу нашему Иисусу Христу пришлось некогда
выдержать испытание, которое сейчас предстоит Игорю. Искушение дьявола. И он
должен будет зубами и ногтями цепляться за свою веру, чтобы не дрогнуть, не
ослабеть в том, что предназначено ему свыше.
А дьявол просит остановиться, передумать, простить,
отказаться от задуманного. Дьявол — профессионал самого высшего разбора,
умеющий вселять в слабые души страх, отчаяние, сомнение, бессилие.
И встречая сильных, он искушает их способами гораздо более
изощренными — добрыми намерениями. Не так ли поступил он с Иисусом в пустыне,
предложив ему обратить камни в хлеба? Спаситель смог бы не только утолить свой
голод, но и накормить всех, кто умолял дать им еды. Иисус, как и следовало
ожидать от Сына Божьего, поступил, однако, очень мудро. И ответил, что не
хлебом единым жив человек, но и всяким словом, исходящим из уст Божиих.
Добрые намерения, добродетель, цельность — что это, в
сущности, такое? Люди, называвшие себя цельными натурами, неукоснительно
повиновались своим правителям, в конце концов построили в Германии
концентрационные лагеря. Врачи, убежденные в том, что нет системы справедливей,
чем коммунистическая, признавали душевнобольными и запирали в психушках
интеллектуалов, не согласных с режимом. Солдаты на войне убивают ради неясного
им идеала и тоже исполнены самых благих намерений, добродетели, цельности.
Нет, все не так. Грех ради добра — добродетель, доброе
деяние ради зла — греховно.
А в его случае Лукавый, чтобы смутить его душу, предложил
ему простить. Сказал: «Ты — не первый и не последний, кому пришлось пройти
через это. Многих бросали те, кого они любили больше всего на свете, но они
умели переплавить горькое чувство в светлое и радостное. Представь себе семьи
людей, которых по твоей вине больше нет в живых: их родные охвачены скорбью,
ненавистью, жаждой мести. Так-то ты делаешь мир совершеннее? И вот это
намереваешься преподнести своей любимой?»
Но мудрость Игоря способна совладать с этими искушениями, не
позволить им сейчас обуять его душу. Если стойко продержаться еще немного,
голос дьявола будет звучать слабее, пока не смолкнет вовсе. Главным образом
потому, что одна из тех, кого он отправил в рай, с каждой минутой все
непреложней присутствует в его жизни: девушка с набережной Круазетт говорит
ему: все хорошо, все правильно, существует огромная разница между «простить» и
«забыть». В сердце его нет ни капли ненависти, и сделанное сделано не для того,
чтобы отомстить миру.
Дьявол настаивает, но он должен проявить твердость Духа и
вспомнить, ради чего он здесь.
Игорь заходит в первую попавшуюся пиццерию. Заказывает
«Маргариту» и обычную «кока-колу». Лучше подкрепиться сейчас: когда за столом
другие люди, он не может (и никогда толком не мог) есть. Все считают нужным
поддерживать непринужденный, любезный оживленный разговор, однако легко
оставляют собеседника без ответа, чтобы положить в рот кусочек еще
какого-нибудь яства.
В обычных обстоятельствах он избегает этого, применяя
испытанный прием: забрасывает своих соседей вопросами, давая им возможность
блеснуть умом, познаниями и красноречием, покуда он будет спокойно есть. Но
сегодня вечером он не расположен ни к учтивости, ни к общению. Он будет
отчужден и неприятен. На самый крайний случай притворится, что не понимает
языка, на котором к нему обратятся.
Он знает — в ближайшие часы Искушение остановиться,
отказаться от задуманного станет сильнее, чем когда-либо прежде. Но он не
собирается отказываться; цель его — завершить свою миссию, даже если причина,
некогда побудившая его взяться за нее, изменилась.
Он понятия не имеет, сильно ли портят три произошедшие в
один день убийства криминальную статистику Канн: если это обычное дело, то
полиция не заподозрит ничего из ряда вон выходящего, начнет дознание с
соблюдением всех своих неспешных бюрократических процедур и формальностей, а
он, как и предполагал, улетит рано утром. Неизвестно и то, идентифицировали его
или нет: его видела супружеская чета, которая, проходя мимо, поздоровалась с
Оливией, его мог запомнить один из телохранителей Джавица Уайлда, кто-то мог
заметить его рядом с Морин на пирсе.
Искушение сейчас меняет тактику: хочет напугать его как
всегда поступает с людьми слабыми. Судя по всему, дьявол совершенно не
понимает, что же тут происходит и насколько укрепило Игоря испытание, посланное
ему судьбой.
Он берет свой телефон и набирает новое сообщение.
Он пытается представить себе, как поведет себя Ева в тот
миг, когда его получит. Что-то подсказывает ему — она одновременно и ужаснется,
и восхитится. И горько раскается в том шаге, который совершила два года назад,
когда все бросила — включая свои драгоценности и платья — и попросила, чтобы
его адвокат связался с нею и начал процедуру расторжения брака.
Причина развода? Не сошлись характерами. Можно подумать, все
значительные и интересные люди в мире думают совершенно одинаково и имеют много
общего. Да нет, разумеется, дело было не в характерах — Ева полюбила другого.
Страсть. Да есть ли на свете человек, который, прожив пять
лет в браке, хоть раз не взглянул бы в другую сторону, не пожелал бы оказаться
в другом обществе? Кто осмелится сказать, что хотя бы однажды не нарушил
супружескую верность — пусть в воображении? И сколькие ломали свой брак,
уходили из дому, а потом, обнаружив, что страсть остыла, возвращались к своим
прежним партнерам. Надо лишь отнестись к этому по-взрослому — и все
позабудется. Все это в порядке вещей, все вполне приемлемо и является частью
биографии.
