Что за чушь она несет! Вероятно, ее новое окружение активно
промывает ей мозги. Должно быть, оказалась совсем не в той среде. Он не
сомневается, что она лжет, уверяя свою русскую подругу, будто вышла замуж
исключительно из страха остаться одной.
В юности она чувствовала, что ее отвергают, и никогда не
могла быть самой собой — вечно приходилось притворяться, что ей интересно то
же, что и ее подружкам, что играет в те же игры, что так же веселится на
вечеринках, что ищет красивого и верного мужчину, который даст ей надежное
супружеское счастье — дом и детей. «Все вранье», — говорит она сейчас.
Потому что в крови ее жил авантюрный дух и влекло
неизведанное. И если бы она могла выбирать сама, то связала бы свою жизнь с
искусством. Еще в детстве она любила делать коллажи из фотографий, напечатанных
в унылых советских журналах, раскрашивать их в яркие цвета и любоваться
результатом. Купить одежду для кукол было невозможно, и потому платьица для них
шила мать — к восхищению Евы, которая твердила, что когда вырастет, будет
делать то же самое.
В Советском Союзе следовать моде было нелегко, и они узнали,
что делается в мире, лишь после падения Берлинской стены, когда стали приходить
иностранные журналы. Ева была уже почти взрослой девушкой, когда однажды
решилась сказать родителям, что хочет только одного — придумывать и создавать
одежду.
Но после окончания школы родители настояли, чтобы она
поступила на юридический факультет. Как ни упивались они новообретенной
свободой, все же опасались, что капиталистические идеи разрушат страну, а
граждан ее — отторгнут от подлинного искусства, заставят предпочесть детективы
Пушкину и Толстому, исказят классический русский балет чужеродными заимствованиями.
Их единственную дочь следовало немедленно оградить от тлетворного влияния,
проникавшего в страну вместе с «кока-колой» и дорогими автомобилями.
В университете она повстречала красивого, амбициозного
парня, так же, как и она, считавшего: хватит делать вид, что режим, при котором
жили наши отцы, может вернуться. Он ушел — и ушел навсегда. Настала пора
начинать новую жизнь.
Этот юноша очень ей нравился. Они стали видеться все чаще.
Она знала — он умен и способен многого добиться. Он понимает ее. Да, ему
пришлось повоевать в Афганистане, он был даже ранен, но впрочем, неопасно. Он
никогда не жаловался на то, что ему пришлось пережить там, и за все те годы,
что они были вместе, она ни разу не заметила в нем признаков какого-то
душевного надлома, следов моральной травмы.
Однажды утром он принес ей букет роз. Сказал, что бросает
университет и хочет заняться бизнесом. А вслед затем предложил выйти за него
замуж. Она согласилась, хотя при всем своем восхищении относилась к нему всего
лишь как к товарищу. Однако ей казалось — любовь придет потом, со временем, да
и помимо всего прочего, он был единственным, кто понимал и одобрял все ее
порывы, и, откажи она ему, могла бы никогда уж больше не встретить человека,
принимающего ее такой, как она есть.
Они сыграли скромную свадьбу и стали жить вместе. Люди,
дававшие ему деньги на «раскрутку», внушали ей страх, но ничего поделать она не
могла. Меж тем его фирма мало-помалу крепла и развивалась. Когда минуло четыре
года, она — замирая от страха — впервые поставила ему условие: немедленно
расплатиться со всеми кредиторами, которые вроде бы были и не очень
заинтересованы в возвращении долга. Он согласился и впоследствии не раз
благодарил ее за это.
Шли годы, случались неизбежные провалы и поражения, а потом
все как-то вдруг изменилось, и гадкий утенок, двинувшись путем, предначертанным
в детской сказке, в одночасье стал прекрасным лебедем, желанным для всех без
исключения.
Когда Ева стала жаловаться, что ей скучно заниматься только
домом и хозяйством, Игорь, в отличие от своих коллег, считавших, что работающая
женщина непоправимо теряет свою женственность, купил ей бутик в одном из самых
престижных московских кварталов. Она торговала моделями «больших домов», не
рискуя выставлять на продажу собственные коллекции. Впрочем это отчасти
компенсировалось тем, что она посещала выставки высокой моды, знакомилась с
интересными людьми, среди которых однажды оказался и Хамид. Но до сих пор,
задавая себе вопрос, любит ли его, она чувствовала, что ответ скорее всего был
бы отрицательным. А когда он, признавшись, что никогда не встречал такой, как
она, предложил жить вместе, ей нечего было терять. Детей у нее не было. Муж ее,
по расхожему выражению, был женат на собственной работе и едва ли заметил бы,
что ее нет рядом.
«Я все бросила, — говорила Ева, — и не раскаиваюсь
в своем решении. Я поступила бы точно так же, даже если бы Хамид не купил на
мое имя виллу в Испании. Я поступила бы точно так же, даже если бы Игорь
предложил отдать мне половину своего состояния. Я совершила бы этот шаг, потому
что знаю: теперь я могу ничего не бояться. Если один из тех мужчин, по которым
сходит с ума весь мир, захотел быть со мной, значит, я лучше, чем сама думаю».
Слушая другую запись, Игорь заметил, что его любимая
испытывает серьезные психологические проблемы.
«Мой муж лишился рассудка. Не знаю, что послужило причиной —
война или переутомление, но он мнит, будто ему дано постигать Божьи
предначертания. Прежде чем окончательно решиться, я консультировалась с
психологом, надеясь, что он поможет мне понять Игоря, подскажет, есть ли еще
надежда спасти наши отношения. Я и тогда, и теперь предпочла не углубляться в
подробности. Но мне кажется, он, считая, что творит благо, способен на ужасные
поступки.
Врач объяснил мне, что многие благородные люди, сострадающие
своему ближнему, вдруг полностью меняют свое отношение к миру. В проведенных по
этому поводу исследованиях подобная перемена получила название «эффект
Люцифера» в память ангела, любимого Богом больше всех и в конце концов
возжелавшего обладать такой же властью».
«Почему же так случилось?» — осведомился другой женский
голос.
Но ответа Игорь не услышал: на этих словах запись обрывалась
— наверное, плохо рассчитали время.
А ему бы очень хотелось знать, что сказала Ева. Ибо он-то
вовсе не мнил себя равным Богу. И не сомневался: его возлюбленная придумала все
это для самой себя, боясь, что если решит вернуться, ее не примут. Ну да, ему
приходилось убивать — но по необходимости, да и какое это имеет отношение к их
браку?! Он убивал на войне, имея на это, как и всякий солдат, официальное
разрешение. Он убил двоих или троих и в мирной жизни — но для их же блага,
поскольку они больше не могли, не в состоянии были жить достойно. Он убивал и
здесь, в Каннах — но ради выполнения своей миссии.
И ту, которую любит, он убил бы, если бы понял: она безумна,
она сбилась с пути и начинает разрушать свою собственную жизнь. Он никогда не
допустил бы, чтобы сумасшествие омрачило их блистательное и благородное
прошлое.
Ту, которую любит, он убил бы, только чтобы спасти ее от
долгого и мучительного саморазрушения.
