– Да как ты смеешь! – Олеся от возмущения чуть не задохнулась. За выходные ей удалось вылизать квартиру почти до состояния, которое не будет раздражать Максима. А тут эта куча мусора на коврике!
– Смею. Как твоя подруга… Бойкот! – рявкнула Нонна и ушла совсем нелегкой походкой и, конечно же, хлопнув дверью так, что та жалобно скрипнула и осыпала часть штукатурки на пол. Олеся не могла поверить своим ушам. Бойкот? Это какая-то ересь. Ну почему, скажите, Олесина бабуля жила так близко к Нонне? Так преступно близко, что все тайное не просто становится явным, но становится им очень, очень быстро. Олеся вздохнула, подумала, не поменять ли ей квартиру? Если бы можно было ее поменять прямо сейчас, вместе с этой нелепой кучей мусора на ковре – она бы так и сделала. Но убирать мусор все равно пришлось. На ковре осталось мерзкое мокрое пятно, и Олеся поклялась, что не простит этого Нонне. Что та о себе возомнила? Какой бойкот? Разве это справедливо?
– Я тут с твоей подругой встретился, – Померанцев позвонил и сообщил ей эту новость самым радостным тоном. – По-моему, она стала еще больше. Ты с ней не водись, она тебя будет с истинного пути сбивать. А тебе и самой не мешает похудеть.
– Не буду, – пообещала Олеся, вздыхая. Лето обещало стать сложным.
* * *
Нонна летела на крыльях возмущения. Как она могла так поступить с нами? Разве она не клялась бросить его? И разве мы все не обещали поддержать ее, когда ей станет трудно? И что? Она не пришла, не обмолвилась и словом о том, что происходит, не попросила помощи. Как же можно быть такой слабой? А этот Померанцев! Вы только представьте, с какой наглой, самодовольной рожей он возник передо мной!
– Она нам даже не позвонила! – кричала Нонна в трубку, сообщая Анне пренеприятную новость.
– Может быть, она собиралась? – предположила та, пытаясь сосредоточиться на волосах, замотанных в белое полотенце.
– Ты бы видела ее лицо. Она бы нам ничего не сказала, так бы и скрывала все, если бы я сама все не узнала. Если бы я на него не наткнулась.
– Но, может быть, это не наше дело… – осторожно подбросила идею Анна, чувствуя, как затекает шея. Держать телефон плечом – не очень-то удобно. Да и клиентка в кресле косилась на нее с неодобрением.
– Как это не наше? – чуть не захлебнулась Нонна от возмущения. – А чье? Мы же ее подруги!
– Но бойкот – это уж слишком. Это уже перебор, – продолжала сомневаться Анна.
– Ты слишком мягкая, – возразила Нонна. – А я точно знаю, что только так мы ее не потеряем. Она должна в полной мере осознать, что вся ответственность за эту глупость лежит на ней. И что мы не одобряем. Это крайняя мера, ты же понимаешь. Но ее не вытащить иначе.
– А что… что Женя на это говорит? Она тоже за бойкот? – удивилась Анна. Нонна помедлила, а потом подтвердила, что Женя целиком на их стороне.
– Если мы будем едиными, и следа от Померанцева не останется через неделю. Или тебе наплевать на судьбу Олеси? – спросила Нонна холодно. Анна вздохнула и подтвердила, что судьба подруги ей совсем небезразлична. Так что, раз уж это надо – она поддержит бойкот. Главным образом Анна не хотела спорить с Нонной, потому что все же знают, как трудно это и бесперспективно. А уж учитывая то, что Женя в курсе…
– Мне нужно дальше работать, – пробормотала Анна, заметив, что клиентка уже окончательно разобиделась. Если ты стрижешь кого-то – его и изволь слушать. Это входит в стоимость услуги, разве не так?
– Ты говоришь так, будто мы, учителя, бьем баклуши, – фыркнула Нонна, но отступилась, тем более что уже успела добиться своего. Оставалось только уладить небольшую проблему – уговорить Женьку поддержать инициативу и включить ее в операцию по спасению рядовой Рожковой. То, что Женька согласна с Нонной, та, мягко говоря, придумала.
* * *
– Бойкот? Какой бойкот? – рассеянно переспрашивала Женя, с голосом которой творилось что-то неладное. Он то падал вниз, на самые хриплые из возможных частот, то вдруг взмывал ввысь, срываясь на подобие писка или визга.
– Мы должны же как-то отреагировать. В конце концов, если она так и будет то принимать его назад, то расставаться с ним, этот кошмар никогда не кончится! Так ты поддержишь нас?
– В чем? – снова переспросила Женя.
Нонна начала уже злиться.
– А с тобой что не так? У тебя что, слышимость нарушена?
– Мне надо идти, – пробубнила Женя, на которую у Нонны были такие большие надежды.
– Куда идти? А ты где? Ты на работе? – спросила Нонна, после чего из Женькиного телефона раздались какие-то нечленораздельные звуки, а потом она вообще исчезла – телефон замолчал и умер. Нонна призадумалась, что такое могло случиться с Женей, что она буквально не в состоянии говорить по-человечески.
– Наверное, у нее ПМС, – решила она в конце концов, ибо этот ответ позволял объяснить что угодно и когда угодно. Также было возможным, что МММ был где-то рядом, что затмевало разум Женьки на тот же манер, на который Олеся тупеет в присутствии Померанцева.
Все это, конечно же, не соответствовало действительности. Ни на какой работе Женька не была. С того момента, когда она лишилась работы, да еще таким невообразимым образом, она уже не думала ни о каком МММ. ПМС у нее тоже не было. Она проплакала целый вечер, сидя в своей съемной квартире и раздумывая о том, каково это будет – переезжать отсюда теперь, когда она так привыкла к независимой жизни. Каково это будет – вернуться к родителям и сказать им, как глупо и бесчеловечно поступил с ней человек, в которого она была почти влюблена.
Утром Женя проснулась с головной болью, но по привычке очень рано – словно собиралась пойти на работу. Она не стала звонить подругам, особенно Нонне, представляя, какой шквал эмоций обрушится на нее, когда она расскажет им, что случилось. Она решила пока что никому ничего не говорить вообще. Она позвонила в фирму, где продавали плитку, и попросила подтвердить письменно, что именно она была тем человеком, который забирал плитку.
– А зачем это вам? – удивленно поинтересовался сонный менеджер, которого Женя, к сожалению, в глаза не видела.
– Меня несправедливо уволили, и только ваши грузчики могут подтвердить правду, понимаете? – убеждала его Женя, хотя было непонятно, на что она рассчитывает. Даже если бы она привела толпу грузчиков, это бы ей вряд ли помогло. Для карлика генерального люди – мусор. Особенно женщины, уж их-то можно увольнять десятками – никто и не заметит. Женофоб! Но Женькино обиженное сердце пылало желанием отомстить. Хотя бы добиться того, чтобы у МММ тоже были неприятности.
– Я вас не понимаю, чего вы от нас-то хотите? Давать свидетельские показания мы не будем, – перепугался менеджер. – У нас все законно. Мы прошли камеральную проверку.
– Нет-нет, вы меня неправильно поняли, никаких проверок. Это просто частный случай! – попыталась объяснить Женя. Но менеджер уже включил аварийный режим и перестал реагировать на доводы разума.
