Мне послышались какие-то звуки, и я испугалась. Но он
продолжает сидеть неподвижно. А туман вокруг нас получил имя, обрел прошлое. Я
размышляю над рассказанной историей и над тем, откуда он знает все этой Ответа
у меня нет.
Я думаю и о женском лике Бога. У человека, сидящего рядом со
мной, — мятущаяся душа. Не так давно он написал мне, что намерен поступить
в семинарию, однако же он уверен, что у Бога — женский лик.
Он неподвижен. Я же ощущаю себя заключенной в утробу Матери
Земли, где нет ни времени, ни пространства. История Бернадетты словно бы
разворачивается у меня перед глазами, в окутывающем нас тумане.
И снова звучит его голос:
— Бернадетта не знала двух самых важных вещей.
Во-первых, до того, как здесь установилось христианство, эти горы были населены
кельтами, а культ Богини был главным в их цивилизации. Многие и многие
поколения осознавали женский лик Бога, получали частицу Его любви, Его славы.
— А во-вторых?
— А во-вторых, незадолго до того, как произошло
Явление, высшие иерархи Ватикана собрались на тайное совещание. Никто из
посторонних не знал, что они там обсуждали, а уж сельский священник из Лурда —
и подавно. Князья церкви решали, следует ли объявить догмат Непорочного
Зачатия. И в конце концов решили, что следует, результатом чего стала папская
булла Ineffabilis Dei. Однако широким массам верующих не объяснили, что же это
значит.
— К тебе-то какое это имеет отношение? — спрашиваю
я.
— Я Ее ученик. Я учился у Нее, — говорит он.
— Ты что же — видел Ее?
— Видел.
Мы возвращаемся на площадь, проходим те несколько метров,
что отделяют нас от церкви. В свете фонаря различаю колодец и на закраине его —
бутылку и два стакана. «Должно быть, там сидели влюбленные, — думаю
я. — Сидели молча, а говорили друг с другом без слов — только сердцами.
Когда же сердца высказали все, стали они сопричастны великих тайн».
Вот и снова никакого разговора о любви у нас не вышло. Да
это и не важно. Я чувствую, что нахожусь в преддверии чего-то очень
значительного и что должна использовать это, чтобы понять как можно больше. На
минуту вспоминаются мне мои занятия в университете, Сарагоса, спутник жизни,
которого я все мечтала повстречать, но все это кажется далеким, окутанным туманной
дымкой — такой же, что застилает сейчас городок Сент-Савен.
— К чему ты рассказал мне про Бернадетту?
— Сам не знаю, — отвечает он, не глядя мне в
глаза. — Может быть, потому, что мы — недалеко от Лурда. Может быть,
потому, что завтра — день Непорочного Зачатия. А может быть, потому, что хотел
доказать тебе: мой мир не столь пустынен и безумен, каким может показаться.
Часть его составляют и другие люди. И они верят тому, что говорят.
— Я никогда и не говорила, что твой мир — безумен. В
большей мере это относится к моему миру — я трачу лучшие годы жизни, корпя над
книжками и тетрадками, а ведь они не выведут меня оттуда, где я все знаю
наизусть.
Я почувствовала, что мне становится легче: я понимала его.
Я ждала, что он снова заговорит о Богине, но, обернувшись ко
мне, он сказал:
— Пора спать. Мы много выпили.
Вторник, 7 декабря 1993
Он уснул сразу же. А я долго лежала, вспоминая все сразу —
туман, и площадь, и вино, и разговор. Потом прочла рукопись, которую он мне
дал, и ощутила прилив счастья: Бог — если Он и вправду существует — это и Отец,
и Мать.
Я погасила свет и продолжала думать об окружавшем колодец
безмолвии — именно в те минуты, когда мы оба молчали, я ощущала, до какой
степени он близок мне.
Ни он, ни я не произнесли ни слова. Нет нужды говорить о
любви, ибо у нее — собственный голос и она говорит за себя сама. В ту ночь, у
колодца, молчание позволило нашим сердцам сблизиться, узнать друг друга
получше. И мое сердце внимало его сердцу и, внимая, пело от счастья.
Прежде чем закрыть глаза, я решила сделать то, что он назвал
«изгнанием Другого».
«Вот я здесь, в этой комнате, в городке, где никогда не
бывала прежде, — текли мои мысли. — Вдали от всего того, к чему
привыкла, размышляю о том, что никогда в жизни меня не интересовало. Я могу
притвориться — хоть на несколько минут, — что стала другой».
И принялась воображать, как бы мне хотелось прожить эти
несколько минут. Мне бы хотелось стать веселой, любопытной, счастливой. Сполна
использовать каждое мгновение, с жадностью пить воду жизни. Снова верить и
доверять мечте. Обрести способность бороться за то, что мне желанно и дорого.
Отвечать любовью на любовь.
Да, вот она — женщина, которой мне бы хотелось быть. И вот
она внезапно возникла передо мной и превратилась в меня.
И я почувствовала, как заполняет мою душу свет Бога — или
Богини, — в которых не верила больше. И еще почувствовала, как в это
мгновение Другая, покинув мое тело, присела в углу этой маленькой комнаты.
Я глядела на нее — на себя такую, какой была до сих пор: она
слаба, но тщится казаться сильной. Она всего боится, ко твердит себе, что это
не страх, а мудрость человека, не витающего в облаках. Окна, сквозь которые
врывается ликующий свет солнца, она заделывает наглухо из опасений, как бы не
выцвела обивка на ее старой мебели.
Я видела в углу комнаты Другую — слабую, усталую,
разочарованную. Я видела, как обуздывает и порабощает она то, чему надлежит
быть совершенно свободным, — свои чувства. Как пытается судить о грядущей
любви по былым страданиям.
Но любовь — всегда нова. Не имеет значения, сколько раз в
твоей жизни встретится любовь — один, Два или три. Всякий раз мы оказываемся
перед неведомым и неизведанным. Любовь может вознести нас на небеса, может
низвергнуть в преисподнюю, но на прежнем месте не оставит. Любовь нельзя
отвергнуть, ибо это — пища нашего бытия. Откажемся от нее — умрем с голоду,
глядя на отягощенные плодами ветви древа жизни и не решаясь сорвать эти плоды,
хотя вот они — только руку протяни. Надо искать любовь, где бы ты ни находился,
пусть даже поиски эти означают часы, дни, недели разочарования и печали.
Все дело в том, что, когда мы отправляемся на поиски любви,
любовь движется нам навстречу.
И спасает нас.
Когда Другая отошла от меня, сердце мое вновь заговорило со
мной. И сказало, что трещинка в плотине пропустила целый поток, что ветры
задули со всех сторон и что оно счастливо, ибо я снова прислушалась к его
голосу.
Сердце сказало мне, что я — влюблена. И со счастливой
улыбкой на губах я уснула.
