«да будет воля Твоя»
Хотя, когда все было кончено и все бежали прочь, у подножья
креста, снося насмешки врагов и трусость друзей, остались только она, да еще
другая женщина, да один ученик,
«да будет воля Твоя»
Господи, да будет воля Твоя. Ибо Тебе ведомо, сколь слабы
сердца детей Твоих, и на каждого Ты взваливаешь лишь то бремя, которое ему по
силам нести. Ибо Ты понимаешь мою любовь, потому что это — то единственное, что
в самом деле принадлежит мне, то единственное, что смогу я взять с собой в иную
жизнь. Господи, сделай так, чтобы она сохранила отвагу и чистоту, чтобы сумела
выжить и обойти все ловушки и капканы, расставленные ей миром, не свалиться в
пропасти его и бездны.
Звуки органа замерли, и солнце скрылось за вершинами
гор, — это произошло разом, будто повиновалось движению одной и той же
Руки. Музыка и впрямь стала его молитвой, и молитва его была услышана. Я
открыла глаза — церковь была погружена во тьму, и лишь одна-единственная свеча
горела перед образом Девы.
И вот я услышала его приближающиеся шаги. Свет одинокой
свечи озарил мои слезы и мою улыбку — она, хоть и не была так прекрасна, как
улыбка Девы, показывала, что сердце мое живо.
Он смотрел на меня, я — на него. Моя рука стала искать и
нашла его руку. Я почувствовала, что теперь его сердце забилось чаще — я почти
слышала глухие удары, ведь мы стояли в тишине и молчании.
Но моя душа была покойна и сердце — умиротворено.
Я сжала его руку, он обнял меня. Не могу сказать, как долго
оставались мы у подножья статуи, не знаю, сколько это длилось, — время
замерло.
Дева смотрела на нас. Юная крестьянка, сказавшая своей
судьбе «да». Женщина, согласившаяся выносить во чреве сына Бога, а в сердце —
любовь к Богине. Она способна понять нас.
Я ни о чем не хотела его спрашивать. Мгновений, проведенных
Б церкви, с лихвой хватило, чтобы придать смысл нашей поездке. Четырех дней,
проведенных с ним, с лихвой хватило, чтобы этот год, не отмеченный ничем
существенным, стал значителен и важен.
И потому я ни о чем не спрашивала его. Взявшись за руки, мы
вышли из церкви, вернулись в нашу комнату. Голова у меня шла кругом —
семинария, Великая Мать, встреча, которая должна состояться у него с кем-то
сегодня вечером.
И тогда я осознала: и он, и я хотим вверить наши души единой
судьбе, однако существует семинария во Франции и университет в Сарагосе. Сердце
мое сжалось. Я поглядела на средневековые домики, на колодец, у которого сидели
мы прошлой ночью. Мне припомнилась молчаливая печаль Другой женщины — той, кем
я была еще так недавно.
«Боже, Ты видишь — я пытаюсь воскресить мою прежнюю веру. Не
покидай, не оставляй меня, раз уж случилась со мной такая история», —
взмолилась я, отгоняя страх.
Он спал недолго, и я проснулась, глядя в черный провал окна.
Потом мы заснули снова, проснулись, поужинали с нашими неразговорчивыми
хозяевами, и он попросил у них ключ от дома.
— Сегодня мы вернемся поздно, — сказал он хозяйке.
— Молодым надо развлечься, — кивнула та. — И
провести праздники как можно лучше.
— Я должна спросить кое о чем, — сказала я, когда
мы садились в машину. — Не хотела, но ничего не могу с собой поделать.
— О семинарии?
— Да. Я не понимаю, — ответила я, а сама подумала:
«Хотя теперь это не имеет никакого значения».
— Я всегда тебя любил, — начал он. — У меня
были другие женщины, но любил я только тебя. Я постоянно носил с собой ладанку,
надеясь, что когда-нибудь верну ее тебе, что наберусь храбрости и скажу: «Я
люблю тебя». Какой бы дорогой ни шел я в мире, она непременно приводила меня к тебе.
Я писал тебе и со страхом вскрывал каждый конверт, надписанный твоей
рукой, — ведь любое из ответных писем могло принести мне весть о том, что
ты встретила другого. Именно тогда я услышал призыв сферы духовного. А точнее
сказать — я откликнулся на этот зов, потому что он присутствовал во мне — как и
в тебе — с детства. Я понял, что Бог занимает слишком важное место в моей жизни
и что мне не знать счастья, если не буду следовать моему призванию. Лик Христа
я узнавал в чертах каждого из тех бедняков, что встречались мне в мире, и я не
мог не видеть Его.
Он замолчал, а я решила не торопить его.
Через двадцать минут он затормозил, и мы вышли из машины.
— Мы в Лурде, — сказал он. — Тебе бы повидать
все это летом.
А сейчас я видела безлюдные улицы, закрытые магазины,
стальные решетки перед подъездами гостиниц.
— Летом здесь бывает шесть миллионов приезжих, — с
воодушевлением продолжал он.
— Не знаю, как тут летом, а сейчас он напоминает
город-призрак.
Мы перешли мост. Одна из створок исполинских железных ворот
— с фигурами ангелов по бокам — была открыта. И мы вошли.
— Расскажи, что было дальше, — попросила я, хотя
совсем недавно решила не настаивать на продолжении. — Расскажи, как
узнается лик Христа на лицах людей.
Но тотчас поняла — он не хочет продолжать рассказ. Быть
может, теперь не время и здесь не место. Но если уж начал, должен завершить.
Мы зашагали по просторному проспекту, по обе стороны
которого тянулись заснеженные поля. В глубине вырисовывался силуэт собора.
— Расскажи, — повторила я.
— Да ты уже все знаешь. Я поступил в семинарию. Еще на
первом году я попросил, чтобы Господь помог мне превратить мою любовь к тебе в
любовь ко всему человечеству. На втором курсе я понял, что молитва моя
услышана. На третьем — как ни тосковал я, возникла непреложная уверенность, что
моя любовь мало-помалу переплавляется в милосердие, в молитву, в помощь всем,
кто в ней нуждается.
— Зачем же ты снова отыскал меня? Зачем снова разжег во
мне это пламя? Зачем рассказал об изгнании Другой и открыл мне глаза на то, как
нелепо и убого я живу?
Голос мой дрожал, слова путались. С каждым мгновением он был
все ближе к семинарии и все дальше от меня.
— Зачем вернулся? Зачем лишь сегодня рассказал мне эту
историю — ведь ты видел, что я начинаю любить тебя?!
— То, что я скажу, покажется тебе глупостью, —
отвечал он, чуть помедлив.
— Не покажется! Я больше не боюсь быть смешной. И
научил меня этому ты.
— Два месяца назад мой духовный руководитель попросил,
чтобы я вместе с ним съездил к одной женщине — она умирала и собиралась завещать
нашей семинарии все свое имущество. Мой наставник должен был составить его
опись. Она жила в Сент-Савене.
