Собор был уже совсем недалеко. Я подсознательно чувствовала:
как только мы дойдем до него, разговор прекратится.
— Не останавливайся, — попросила я. — Я
заслужила объяснение.
— Я помню ту минуту, когда вошел в ее дом. Окна
выходили на Пиренеи, и солнце, казавшееся еще ослепительней от блеска снега,
заливало все вокруг. Я занялся было описью, но очень скоро вынужден был
остановиться. Дело в том, что вкусы покойной в точности совпадали с моими — она
покупала те же диски, что и я, слушала ту же музыку, которую слушал бы и я,
разглядывая этот пейзаж за окном. На полках было много книг — кое-какие из них
я читал, а другие с удовольствием бы прочел. И мебель, и картины, и всякие
мелочи, разбросанные по комнатам, — все было таким, словно я сам их
выбирал. И с того дня я уже не мог себя заставить не думать об этом доме.
Всякий раз, как я входил в часовню, чтобы помолиться, я вспоминал, что мое
отречение от мира оказалось неполным. Я представлял себе, как живу в таком же
доме с тобой, слушаю эту музыку, гляжу на заснеженные вершины гор, на огонь в
камине. Я представлял, как бегают по комнатам наши с тобой дети, как играют они
в полях, окружающих Сент-Савен.
А я, хоть никогда в жизни не бывала в этом доме, точно
знала, как он выглядит. И мне хотелось, чтобы он не произносил больше ни слова
— тогда я смогла бы помечтать.
Но он продолжал:
— Две недели назад я не совладал с душевной истомой.
Разыскал своего наставника, рассказал ему обо всем, что происходит. Признался в
том, что люблю тебя, и в том, какие чувства испытывал, составляя опись.
За окном пошел мелкий дождик. Я опустила голову, плотней
запахнула жакет. Я боялась узнать, что было дальше.
— А он мне сказал: «Многообразны и различны пути
служения Господу. Если ты считаешь, что это — твоя судьба, ступай, ищи ее.
Только тот, кто счастлив, способен распространять счастье». «Не знаю, это ли
моя судьба, — сказал я ему. — Решив затвориться в этом монастыре, я
обрел мир в душе». "Что ж, иди в мир, разреши все и всяческие
сомнения, — отвечал он. — Оставайся в мире или возвращайся в
семинарию. Но в том месте, которое изберешь для себя, ты должен пребывать в
целокупности. Царство разделенное падет под натиском неприятеля
[3].
Человек разделенный не сумеет с достоинством и отвагой глядеть жизни в
лицо".
Он что-то вытащил из кармана и протянул мне. Это был ключ.
— Мой наставник дал мне ключ от дома этой женщины и
сказал, чтобы я не торопился распродавать ее имущество. Я знаю — он хотел,
чтобы я вернулся туда с тобой. И это он устроил мне лекцию в Мадриде для того,
чтобы мы с тобой снова встретились.
Я поглядела на ключ в его руке и молча улыбнулась. Но в
груди моей будто благовестили колокола, над головой — распахнулись небеса. Он
будет служить Богу, но по-своему — рядом со мной. Потому что я буду сражаться
за это.
— Возьми, — сказал он.
Я протянула руку, сжала в пальцах ключ, спрятала его в
карман.
Базилика собора была уже перед нами. Прежде чем я успела
вымолвить хоть слово, кто-то заметил его и устремился к нему. Назойливо моросил
дождик, и, не зная, сколько времени мы проведем здесь, я ни на миг не забывала,
что вымокнуть мне нельзя — переодеться-то не во что.
Я попыталась думать только об этом и гнала прочь мысли о
доме — о том, что подвешено между небом и землей и ожидает, когда прикоснется к
нему рука судьбы.
Он окликнул меня и, когда я подошла, представил нескольким
людям. Кто-то осведомился, откуда мы приехали, и, когда он назвал Сент-Савен,
сказал, что там похоронен святой отшельник. Легенда гласит, что именно он
первым открыл колодец посреди площади и что городок поначалу задумывался как
прибежище для верующих, которые не желали жить прежней жизнью и уходили в горы
на поиски Бога.
— Они и сейчас там, — услышала я еще чей-то голос.
Я не знала, правдива ли эта история, и понятия не имела о
том, кто такие эти «они».
Подошли еще люди, и все направились ко входу в пещеру.
Человек, выглядевший старше других, заговорил со мной по-французски, но,
увидев, что я почти ничего не понимаю, перешел на ломаный испанский:
— Вы пришли сюда с очень особенным человеком. С
человеком, который творит чудеса.
Я ничего не ответила, но мне вспомнился вечер в Бильбао и
отчаявшийся человек, который кинулся к нему. Он не сказал мне тогда, куда
пошел, а мне это было не интересно. А теперь мои мысли были сосредоточены на
доме — я точно знала, каким он окажется: какие там будут книги и диски, какой
пейзаж за окном.
Есть место в мире, где стоит наш истинный дом, куда в один
прекрасный день мы придем. Дом, где я буду спокойно дожидаться его возвращения.
Дом, куда прибежит после уроков девочка или мальчик, наполняя все вокруг
радостью бытия.
Люди шли молча, сутулясь под дождем, пока не добрались до
того места, где происходили Явления. Все было в точности так, как я это себе
представляла, — пещера, статуя Богоматери и закрытый стеклом источник, где
некогда и случилось чудо. Кое-кто из паломников молился, другие просто сидели
молча и с закрытыми глазами. Перед пещерой текла река, и шум ее подействовал на
меня успокаивающе. Увидев образ Приснодевы, я прошептала краткую молитву —
попросила Богоматерь помочь мне, ибо моему сердцу больше не нужны страдания.
«Если мне суждены муки, пусть приходят они поскорее, —
говорила я. — Потому что передо мной — целая жизнь, и нужно использовать
ее как можно лучше. Если ему предстоит сделать выбор, пусть сделает его
немедля. Тогда я буду ждать его. Или позабуду. Ждать — мучительно. Забывать —
больно. Но горшее из страданий — не знать, какое решение принять».
Сердцем я поняла, что моя молитва услышана.
Среда, 8 декабря 1993
Когда часы над базиликой пробили полночь, вокруг нас
собралось уже довольно много людей — не меньше сотни. Среди них были священники
и монахини, и все неподвижно стояли под дождем, не сводя глаз с образа.
— Слава тебе, Пресвятая Дева Непорочно Зачавшая! —
произнес кто-то рядом со мной, и как раз в этот миг раздался последний удар
часов.
— Слава! — отозвались все хором и захлопали в
ладоши.
К нам немедленно приблизился сторож и попросил соблюдать
тишину — мы беспокоим других богомольцев.
— Но мы приехали издалека, — сказал кто-то из
нашей группы.
— Они тоже, — отвечал сторож, указывая на людей
под дождем. — Однако возносят молитвы молча.