Священник поглядел на солнце, на снег, на голые ветви
деревьев и продолжил смиренным тоном:
— Он — революционер. Он обладает властью и наделен
даром говорить с Пречистой Девой. Если ему удастся сконцентрировать свою
энергию, он может выйти в первые ряды, стать одним из тех, с кого начнется
духовное преображение рода человеческого. Мир переживает сейчас очень важный
момент.
И если таков будет его выбор, ему суждены будут тяжкие
страдания. Многое откроется ему раньше времени. Я достаточно хорошо разбираюсь
в людях и потому понимаю, что ждет его впереди.
Он повернулся ко мне, обхватил меня за плечи:
— Прошу тебя, избавь его от грядущих страданий. Он не
выдержит.
— Я понимаю, что вы любите его…
— Ничего ты не понимаешь, — покачал он
головой. — Ты слишком молода, чтобы понять, сколь разнообразно и обильно
зло, царящее в мире. В этот миг ты и сама представляешь себя революционеркой —
хочешь вместе с ним переделать мир, открыть новые пути, сделать так, чтобы
история вашей любви стала легендой, которую будут передавать из уст в уста, из
поколения в поколение. Ты еще думаешь, что любовь способна восторжествовать.
— Разве нет?
— Да нет, способна, но вопрос в том когда. Это
произойдет в определенный час, после того, как завершатся небесные битвы.
— Я люблю его. И для того, чтобы моя любовь победила,
мне нет надобности ждать, когда завершатся небесные битвы.
Теперь его взгляд был направлен в какую-то дальнюю даль.
— При реках Вавилона, там сидели мы и плакали… — сказал
он, словно про себя. — На вербах посреди его повесили мы наши арфы.
— Как грустно… — заметила я.
— Это первые строчки псалма, где говорится об изгнании,
о тех, кто хочет вернуться в землю обетованную, да не может, И это изгнание
продлится еще известный срок. Что могу я сделать, чтобы попытаться
предотвратить страдания человека, который хочет попасть в рай раньше времени?
— Ничего, отец мой. Ровным счетом ничего.
— Вот он, — сказал священник.
И я увидела его. Он стоял на коленях в снегу метрах в двухстах
от меня. Он был по пояс голым, и даже издали я заметила, что от холода его кожа
приобрела лиловый оттенок.
Голова его была опущена, ладони сложены для молитвы. Не
знаю, что было тому причиной — вчерашнее ли совместное действо, восторг ли
женщины, собиравшей хворост, — но никогда прежде ни на кого я не глядела с
таким неистовым душевным напряжением. Я видела человека, больше не
принадлежащего этому миру — он жил в союзе с Богом и с просвещенными духами
горних высот. Сверкающий снег вокруг только усиливал это впечатление.
— На этой горе есть и другие такие, — промолвил
священник. — Они пребывают в постоянном религиозном восторге, приобщаясь к
опыту Бога и Приснодевы. Они внимают ангелам и святым, выслушивают пророчества
и мудрые откровения, а потом передают все это немногочисленным
единомышленникам. Если бы на этом все и заканчивалось…
Но он не останется здесь. Он обойдет весь свет, неся учение
Великой Матери. Сейчас Церковь этого не хочет. И уже приготовлены камни,
которыми мир забросает тех смельчаков, кто первыми заговорят об этом.
— И цветы, которыми увенчают тех, кто придет следом.
— Да. Но ему они не достанутся.
И с этими словами священник двинулся в его сторону.
— Куда вы?
— Надо вывести его из транса. Сказать, что ты мне
понравилась. Что я благословляю ваш союз. Я хочу сделать это здесь, на этом
священном для него месте.
Меня стало подташнивать — так бывает от неосознанного, но
непреодолимого страха.
— Мне надо подумать, отец мой. Я не знаю, так ли все
это…
— Никто не знает, — отвечал он. — Многие родители
совершают ошибки, потому что считают, будто знают, что лучше для их детей. Я
тебе не отец и знаю, что поступаю не правильно. Однако должен исполнить то, что
мне предначертано судьбой.
С каждой минутой меня охватывала все большая тревога.
— Не надо мешать ему, — сказала я. — Пусть он
завершит свою молитву.
— Он должен быть не здесь. Он должен быть с тобой.
— Может быть, он сейчас беседует с Девой.
— Может быть. И все равно мы должны подойти к нему.
Увидев меня с тобой, он поймет, что я рассказал тебе все. Он знает, о чем я
думаю.
— Сегодня — праздник Непорочного Зачатия. Это особый
день для него. Вчера вечером, у пещеры, я видела, как он счастлив.
— Праздник Непорочного Зачатия — праздник для
всех, — отвечал он. — Но теперь уже я не желаю вести с тобой
теологические дискуссии. Идем.
— Почему вы так спешите, отец мой? Почему непременно в
эту самую минуту?
— Потому что знаю — в эту минуту он решает свое
будущее. И может выбрать не правильный путь.
Я повернулась и по той же тропке, что привела нас к этому
месту, зашагала вниз. Священник шел за мной.
— Что ты задумала? Разве ты не понимаешь — ты
единственная, кто может спасти его?! Разве не видишь — он любит тебя и бросит
ради тебя все?!
Я прибавляла и прибавляла шагу, и ему все труднее было
поспевать за мной. Тем не менее он держался рядом.
— В этот самый миг он делает выбор. Он может принять
решение оставить тебя! Борись за то, что любишь!
Но я не останавливалась. Я спешила как могла, оставляя
позади эту гору, священника, необходимость выбора. Знаю — человек, вприпрыжку
бегущий следом, читает мои мысли и знает, что все попытки вернуть меня —
бесполезны. И все-таки он не отставал, настаивал, приводил новые доводы —
боролся до конца.
И вот мы оказались у того камня, где полчаса назад
остановились передохнуть, В изнеможении я опустилась на землю.
Я ни о чем не думала. Мне хотелось только сбежать отсюда,
остаться одной, спокойно и не торопясь обо всем подумать.
Спустя несколько минут подошел, с трудом переводя дух, и
священник.
— Видишь эти горы вокруг? — спросил он. — Им
не надо молиться, ибо они сами — Божья молитва, потому что обрели в мире свое
место и пребывают на нем. Они стояли здесь еще до того, как человек впервые
взглянул на небо, услышал гром и спросил, кто сотворил все это. Мы рождаемся,
страдаем, умираем, а они стоят неколебимо.
