Я у родителей поздний ребенок. Обоим было по тридцать шесть лет, когда я родился. Поздний и единственный, — а посему обожали и баловали меня чрезмерно. Разумеется, мой талант немедленно принялись развивать. С пяти лет я занимался в детской театральной студии. Вообще-то туда принимали только с семи, но для меня было сделано исключение. Не подумайте, что из-за каких-то моих талантов. Просто мама согласилась служить оркестром во время спектаклей. В смысле — играть на рояле.
Некоторые дети быстро теряют интерес ко всем увлечениям, будь то рисование, лепка, спорт или разведение рыбок. Но я, видимо, пришел в мир специально для того, чтобы стать актером.
Я занимался в студии всю свою жизнь. В Москву в первый раз приехал из родного Свердловска в составе нашей детской труппы, с постановкой фонвизинского «Недоросля». Я играл как раз этого самого недоросля и совершенно очаровал публику. В то время я специализировался на комических персонажах. Романтического героя во мне увидели много позже. И в кино сниматься пригласили именно тогда. Мне было тринадцать. Правда, фильм оказался неудачным, и больше меня сниматься не приглашали… До самого первого курса Щукинского, куда я поступил с первого раза. Вот тогда и пошло-поехало!
Жаль, отец до моего успеха не дожил. Мне было пятнадцать, когда он умер от цирроза печени. Я стараюсь никому не говорить отцовский диагноз. Почему-то в народе считают, что цирроз печени бывает только у алкашей, пьющих по-черному. Неправда! Отец алкашей презирал и был сторонником здорового образа жизни. Кроме пива, спиртного не пил. А пиво многие и за спиртное-то не почитают. Но умер он от цирроза. Непонятно почему развившегося.
Маму я забрал в Москву, когда у меня появилось первое собственное жилье: комната в коммуналке. Мы с ней прекрасно в этой комнате уживались. Из коммуналки мы перебрались в однокомнатную, а уж потом, накопив деньги в заграничном турне, я смог купить эту квартиру — «во дворце», как говорит мама. Наш главный режиссер уговорил внести первый взнос еще в ту пору, когда дом только строился. Мне это вначале казалось какой-то аферой. Как можно покупать то, чего еще нет? То, чего не можешь увидеть, пощупать? Но все-таки я согласился. Иногда полезно быть соседом главного режиссера. А когда дом был отстроен и отделан и мы въехали — я был просто в восторге! Красота и комфорт. Ну, точно как за границей, только лучше. Потому что дешевле. Правда, на обустройство квартиры у меня ушли все остатки сбережений, да еще и в долги пришлось влезть. И соседи — кроме главного режиссера — у нас оказались не очень-то приятные. Новые русские всех национальностей. Но все равно мама оказалась очень довольна жизнью «во дворце».
Мама моя заслуживает и лучшего, но лучшего я ей, к сожалению, дать не могу. Она хотела бы видеть меня женатым, семейным, счастливым… Хотела бы внуков. Она так тепло привечала каждую девку, которую я в гости приводил, что я в скором времени вообще их водить перестал! Уж очень девки-дуры после этого зазнавались, уверенные, что раз уж мама к ним так ласкова, то, значит, я и влюблен безумно, и жениться хочу.
Женат я был. Еще на втором курсе угораздило. На сокурснице. Я тогда как раз только-только стал знаменитым… А Галина у нас была самой красивой. Мы с ней были великолепной парой. По крайней мере, внешне — если судить по фотографиям тех лет. Потому что духовно мы с Галиной совершенно не подходили друг другу. Но она забеременела, и я решил быть благородным и предложил ей узаконить отношения — в надежде, что она все-таки сделает аборт, побоится испортить фигуру и карьеру. Она не побоялась. Только вот наши дети — мальчики-близнецы — умерли сразу после рождения. Врач мне объяснил, что с близнецами такое часто случается: из-за того, что все полезные вещества, поставляемые материнским организмом, надо делить на двоих.
Наверное, будь у нас дети, мы с Галиной смогли бы притерпеться друг к другу. Наличие детей все-таки цементирует семью. Но детей у нас не было. Ролей у Галины тоже не было. У меня роли были, но мне совершенно не хотелось уговаривать режиссеров доверить моей жене хотя бы ма-а-аленькую роль — и тем самым портить себе съемочный период! И без того все время съемок проводишь в нервном напряжении, а тут еще жена доставать будет. К тому же с партнершей по фильму роман закрутить не удастся, а как без романа в жизни прикажете изображать экранную любовь? Галина закатывала истерики и по поводу отсутствия у нее ролей, и по поводу присутствия моих партнерш, и без повода тоже. И моей жалости к ней хватило ненадолго.
Она еще много лет потом портила мне жизнь, рассказывая всем и каждому, какой я подлец, бросил ее после смерти детей, когда она была в таком отчаянии… И всегда забывала уточнить, что со времени их смерти прошло три года, других детей она сама не захотела, да и была мне не слишком-то верна. Впрочем, как и я ей. Нормальная актерская семья, нормальная актерская жизнь! Но далеко не все актерские жены делятся с «желтыми» журналистами подробностями своей семейной жизни. Тем более — к тому моменту, когда подобные издания появились в нашей стране, Галина уже давным-давно была замужем за другим: за «крутым» бизнесменом, у нее росла дочка. Но нет же! Ей понадобилось дать интервью в «Караван историй», да еще и семейными фотографиями снабдить. И сделать ничего нельзя! Не подавать же мне на нее в суд?!
Умные люди говорят, что люди нашей необыкновенной творческой профессии должны выбирать спутников жизни среди представителей самых обыкновенных, нетворческих профессий. Только тогда есть надежда на нормальную семейную жизнь.
Но как-то так получается, что любовниц мы себе заводим или на съемочной площадке, или за кулисами. И чаще всего выбираем именно среди актрис, а не поклонниц. Я лично понимаю, что это в корне неправильно, но ничего поделать с собой не могу и все время совершаю одну и ту же ошибку. И сейчас в театре у меня есть две такие ошибки… Ниночка Гзовская и Оля Кондратьева.
Ниночка — красавица, истеричка и стерва, в стиле моей жены Галины. Сначала пылко бросилась мне в объятия, потом столь же пылко пожелала переехать в мою новую квартиру и воспользоваться моими же зарубежными связями, чтобы заполучить роль. Причем одновременно умудрялась и клясться мне в любви, и требовать доказательств любви, и изменять мне с моими же коллегами, и рассказывать всем желающим послушать, какой я подлец, негодяй, садист и вообще гомосексуалист, и женщин ненавижу! Хорошо, хоть «Каравану историй» эту байку пока не продала. Наверное, еще надеется, что у нас с ней «сложится».
Олечка — милашка, юное дарование из провинции, самая молоденькая в труппе, еще студентка… Кроткие карие глаза, нежный голос, застенчивое поведение — я был очарован. Плюс к тому она демонстрировала мне столько ласки и преданности! Смотрела на меня снизу вверх восторженным взглядом, ловила каждое мое слово и ничего, ну совершенно ничего не требовала. До поры до времени… А вот после того, как она подарила мне свою девственность, невесть каким чудом сбереженную, — началось! Сначала ей все время нечего было надеть. Я покупал ей одежду и косметику. Ладно, это — в порядке вещей. Гзовской я тоже делал подарки. Только по собственному желанию, а не по заказу. Потом — оказалось, что Оле не на что съездить отдохнуть, придется все лето в Москве сидеть, а за границей она никогда не была и, наверное, не побывает… Брать ее с собой в Испанию мне не хотелось, но я оплатил ее отдых на Кипре. Потом Оля рассказала про маму и сестренку, которые в родном городке живут впроголодь, а теперь мама заболела, нужно на лекарства… И все это — со смущением и со слезами. Ну, дал маме на лекарства. Потом еще. И еще. Потом понял, что ежемесячно отстегиваю на содержание мамы и сестренки, хотя сам еще не все долги заплатил за квартиру! К тому моменту Олечка мне уже наскучила. Потому что девочка она недалекая. И не слишком-то талантливая. Уж талант-то я чувствую. И уважаю. Гзовская — стерва и истеричка, но она Актриса! А Олечка будет юным дарованием лет до тридцати, а потом исчезнет без следа. Ей сейчас надо замуж выскакивать, пока она на виду и не утратила свежести. И она это, кажется, тоже понимает… Но вот объектом выбрала меня! Очень большая ошибка. Когда она начала наведываться ко мне в гости в мое отсутствие и окучивать мою бедную, доверчивую маму, — я восстал. И порвал с ней всякие отношения. Потому что знал, что будет следующим шагом: беременность. И не обязательно от меня. Потому-то я старательно, очень старательно предохраняюсь. Да, конечно, случайности всякие возможны, резиновый друг тоже может подвести… Но я предчувствую ее следующий шаг: ей НАДО забеременеть, чтобы заловить меня. А значит — я буду сомневаться в своем отцовстве. И ничего, кроме мерзости и боли, нас обоих не ждет. И несчастного ребенка — тоже.
