Всю войну, начиная с сорок первого года, Петр Филаретович прослужил в штабе, безотлучно оставаясь в Москве. Эльза Тимофеевна работала в госпитале.
Повзрослевшая дочь Эльзы Тимофеевны вышла замуж и родила дочь Аэлиту, но оказалась одной из тех, кто рано выходит замуж и рано умирает.
Маленькая Аэлита росла, имея вместо мамы и папы бабушку и дедушку, потому что ее отец погиб. Вскоре Эльза Тимофеевна овдовела, и они стали жить вдвоем с внучкой.
Долгие годы Эльза Тимофеевна даже думать боялась о той, оставленной дедом, коробке. Боялась даже заикнуться о ней мужу, зная, что могло из этого выйти. Не с кем ей было поделиться своей тайной – Аэлита слишком мала, а когда повзрослела, стала казаться чужой. Потом, после смерти мужа, сойдясь с Семеном Семеновичем, она и вовсе потеряла право на доверие бабушки.
Только за два года до смерти Эльза Тимофеевна рассказала обо всем правнучке Нине. Когда Нина спросила ее, почему же она столько лет молчала, ведь, случись с ней что-то, никто бы и не узнал о сейфе, старушка, помолчав, ответила просто:
– Я боялась.
Выяснилось, что она ни разу даже не попыталась посмотреть, что было в коробке. Нина была первая, кто в нее заглянул…
Сейф был спрятан за стенной панелью бывшего профессорского кабинета. Когда-то на этом месте размещалась картина Коровина. Впоследствии панель замазали краской, а бесконечные косметические ремонты сделали ее совсем незаметной.
Когда Нина расковыряла краску и сняла панель, она увидела старинный сейф, обитый кожей, с потускневшим золочением. Он выглядел вполне пригодным для использования, солидным и надежным.
На обратной стороне панели были написаны цифры – код от сейфа, а в углу ниши висел ключ. Так неосторожно поступила Настасья Никандровна, опасаясь, что умрет раньше, чем передаст дочери ключ и код.
Сейф открылся необычайно легко, как будто не было прошедших десятилетий. Внутри оказалась кожаная коробка.
Когда Нина увидела, что же лежит в ней, она поняла: отныне ее жизнь может поменяться очень круто. Но Эльза Тимофеевна взяла с правнучки слово, что та ничего не предпримет в ближайшее время, окончит институт и никогда ничего не расскажет матери. Все, что знала Аэлита Витальевна, тут же становилось известно папе Семе.
Единственным человеком, кому под страхом смерти сообщила Нина свою тайну, была Дайнека.
За стеной раздавались странные звуки. Как будто что-то двигали или переворачивали. Дайнека встала с дивана и пошла на кухню. Включив чайник, села на подоконник и принялась наблюдать за тем, как в окнах напротив бесцельно ходит по комнатам Розовая Роза – включает и выключает свет, перекладывает с места на место какие-то вещи…
Дайнека помахала ей рукой, но та не заметила, продолжая кружить по квартире. Похоже, Свиньи дома не было.
«Задерживается Вася…» – усмехнулась Дайнека.
За спиной раздался голос Джамиля:
– У тебя все в порядке?
– Да. Просто не спится. Хочешь, покормлю тебя?
– Надеюсь, я не храпел?
– Нет, – улыбнулась Дайнека, – спал тихо, как ангел.
– Как черный ангел… Ты умеешь готовить?
– Если честно – не очень.
Открыв дверцу, она с надеждой заглянула в пустой холодильник.
– Боюсь тебя разочаровать, но кроме молока и вареников, у меня ничего нет.
– Давай вареники.
– Еще есть вишневое варенье! Тебе нравится вишневое варенье?
– Мне нравишься ты, – сказал Джамиль. – Давай, вари свои вареники. С чем, кстати, они?
– С творогом.
Дайнека уже громыхала кастрюлями. Вода долго не закипала, и она больше не знала, о чем говорить.
– Никак не могу привыкнуть… к тебе, – вдруг выложила она начистоту.
– И не нужно.
Почувствовав в его словах недосказанность, Дайнека насторожилась:
– Почему?
– Потому что рядом со мной жизни нет.
– Как это?
– Чтобы не объяснять долго, скажу главное. Я могу исчезнуть в любой момент. Уехать или… – Джамиль не договорил. – И мы никогда больше не встретимся. Говорю это тебе, чтобы ты не считала меня обманщиком и не думала, будто я тебя бросил.
– Не понимаю…
– И не нужно ничего понимать.
– Как скажешь. Пусть так. Только, пожалуйста, подольше не исчезай.
Вода наконец закипела. Повернувшись спиной к Джамилю, Дайнека неожиданно заплакала. Стояла у плиты, и плечи ее подрагивали.
Выплескиваясь из кастрюли, капли воды попадали на раскаленную конфорку и с шипением испарялись.
– Не плачь.
– Я и не плачу, с чего ты взял?..
Джамиль резко встал, и стул с грохотом упал на кафельный пол. Обхватив девушку руками, крепко прижал ее к себе:
– Я буду очень стараться, чтобы этого не случилось. По крайней мере, до тех пор, пока нужен тебе. Идет?
– Идет… То, чем ты занимаешься, это очень плохо?
– Плохо.
– Но ведь ты не убийца, нет?
– Нет!
Джамиль усмехнулся, и Дайнека с облегчением вздохнула.
– Тогда почему…
– Потому что есть много людей, которым было бы проще, если бы меня не стало. Не спрашивай больше ни о чем. Знаешь поговорку: меньше знаешь – крепче спишь? – Джамиль поцеловал ее. – Так вот, я хочу, чтобы ты спала спокойно. У меня, кроме тебя, никого нет.
– Как же так? Ты говорил про родителей, про жизнь в Алма-Ате…
Джамиль сел за стол, задумался на минуту и начал рассказывать:
– Из Казахстана мы решили уехать давно. Сначала в Москву перебрался я, поступил в институт. Даже экзаменов не сдавал, взяли сразу, учитывая спортивные достижения. В октябре засобирались родители вместе с братом. Отправились на машине. Короче, до Москвы они не доехали двести километров: погибли в автокатастрофе. Марат, мой младший братишка, еще три дня в реанимации прожил. Он в госпитале лежал. Я, когда узнал, сразу туда примчался. Городок небольшой, одни военные. Два дня меня не пускали к нему. Думал, что денег хотят, последнее, что было в карманах, на стол выложил. Главврач денег не взял, только сказал: «Не ходи туда, брат, не выдержишь». В общем, в последний раз я братишку своего все же повидал… Потом всех троих на кладбище неподалеку от военного городка схоронил. Везти было некуда… Да и не на что.
Джамиль закашлялся и, помолчав, продолжил:
– Я всю жизнь свою в Алма-Ате прожил. Там тепло, а тут – зима, снег выпал. Остался я в кроссовках и в ветровке. Вещи все в контейнере были. Но где тот контейнер остался, до сих пор не знаю, то ли в Казахстане, то ли в России. Заплатить за него на таможне нужно было столько, сколько не стоили бы и десять таких контейнеров. Жил, как мог – учился, подрабатывал. Потом знакомствами обзавелся разными… На третьем курсе у меня уже все было, в том числе квартира. Машину купил, «Понтиак». Дурак был, молодой – выпендривался. Потом другие времена начались, но это уже отдельная история…
