Секретарша проводила удивленным взглядом начальницу, от
которой за все три года работы не слышала ни одного резкого слова. Наверное, в
самом деле какие-то серьезные неприятности: может, ей сообщили, что как раз
сейчас муж дома с любовницей, вот она и торопится его застукать?
Она хороший адвокат и знает, что делает, – сказала себе
секретарша. Скорее всего, уже завтра начальница попросит у нее прощения.
Но «завтра» не наступило. В ту ночь Мари долго говорила с
мужем и описала ему все симптомы того, что с ней происходит. Вдвоем они пришли
к выводу, что учащенное сердцебиение, холодный пот, отчужденность,
беспомощность и потеря самоконтроля – все это можно назвать одним словом:
страх.
С помощью мужа Мари попыталась проанализировать ситуацию.
Про себя он подумал – а вдруг это рак мозга, – но ничего не сказал.
Мари, в свою очередь, все больше укреплялась в подозрении, что случившееся с
ней – лишь начало чего-то в самом деле ужасного, и тоже промолчала. По
здравом размышлении, как и подобает умным и зрелым людям, они попытались прийти
в разговоре к какому-то общему знаменателю.
– Наверное, тебе стоит пройти обследование.
Мари согласилась, но при одном условии: никто ничего не
должен знать, даже их дети.
На следующий день она попросила у себя в адвокатской конторе
30-дневный отпуск за свой счет. Муж хотел отвезти ее в Австрию, где имеются
лучшие специалисты по болезням мозга, но Мари отказывалась выходить из
дома – теперь приступы были все чаще и все более продолжительными.
С большим трудом – главным образом при помощи
успокоительных – они добрались до ближайшей больницы, где Мари прошла
всестороннее обследование. У нее не нашли никакой патологии, включая и
аневризму, и это принесло хоть какое-то успокоение.
Но сами приступы беспричинной и неодолимой паники никуда не
исчезли. Муж ходил за покупками и готовил, а Мари ограничилась ежедневной
обязательной уборкой, чтобы хоть как-то отвлечься. Она принялась читать подряд
все, какие только могла найти, книги по психиатрии, но вскоре их забросила: ей
казалось, что любая из описанных там болезней есть и у нее.
Самым ужасным было то, что приступы теперь стали привычными,
но все равно она чувствовала все тот же страх перед той совершенно чуждой
реальностью, в которую снова и снова попадала во время очередного приступа, все
ту же неспособность контролировать себя. К этому прибавились угрызения
совести – ведь мужу теперь приходилось работать за двоих, взяв на себя
почти все домашние обязанности.
Тянулись дни, а ее состояние никак не улучшалось, и Мари
начала чувствовать – и все чаще проявлять – крайнее раздражение.
Достаточно было малейшего повода, чтобы она вышла из себя и заорала на мужа или
на первого, кто под руку попадет, после чего неизменно начинались истерические
рыдания.
Через несколько дней после того, как закончился отпуск, а
Мари так и не вышла на работу, к ним домой явился один из ее сотрудников. Он
звонил ежедневно, беспокоясь о ее здоровье, но Мари не поднимала трубку или
просила мужа сказать, будто сейчас занята. В тот день он просто пришел и звонил
в дверь до тех пор, пока она не открыла.
То утро выдалось сравнительно спокойным. Мари приготовила
чай, они поговорили немного о работе, и затем он спросил, когда же она
собирается вернуться в контору.
– Никогда.
Он вспомнил разговор о Сальвадоре.
– Ну что ж: конечно, вы вольны поступать по
собственному усмотрению, – сказал он примирительным тоном, – хотя мне
кажется, что именно работа в данном случае лучше всякой психотерапии.
Поезжайте, повидайте мир, будьте полезной там, где в вас нуждаются, – но
помните, что двери конторы для вас всегда открыты, можете вернуться, когда
пожелаете.
Услышав это Мари расплакалась, – теперь это с ней
случалось на каждом шагу.
Коллега подождал, пока она успокоится. Опытный адвокат, он
ни о чем не спрашивал, зная, что иной раз легче добиться ответа молчанием, чем
задавая вопросы.
Так и случилось. Мари рассказала обо всем, что с ней
происходило, начиная с посещения кинотеатра и до недавних истерических
припадков при муже, который так ее поддерживал.
– Я сошла с ума, – сказала она.
– Это возможно, – ответил он с видом знатока, но с
нежностью в голосе. – В таком случае у вас два выбора: лечиться или
продолжать болеть.
– То, что я переживаю, неизлечимо. Я остаюсь в
совершенно здравом уме, а напряженность чувствую оттого, что такая ситуация
сохраняется уже давно. Но у меня нет таких обычных симптомов безумия, как
потеря чувства реальности, безразличие или неуправляемая агрессивность. Только
страх.
– Все сумасшедшие говорят, что они нормальны.
Оба рассмеялись, и она вновь налила чаю. Они говорили о
погоде, об успехах словенской независимости, о напряженности, возникшей теперь
между Хорватией и Югославией. Мари целыми днями смотрела телевизор и была
хорошо обо всем информирована.
Прежде чем попрощаться, коллега снова затронул эту тему.
– Недавно в городе открыли санаторий, – сказал
он. – Иностранный капитал, первоклассное лечение.
– Лечение чего?
– Неуравновешенности, скажем так. Ведь чрезмерный
страх, как и все чрезмерное, – это неуравновешенность.
Мари пообещала подумать, но так и не приняла никакого
решения по этому вопросу. Прошел еще месяц. Приступы паники повторялись, и она,
наконец, поняла, что рушится не только ее личная жизнь, но и ее семья. Она
снова попросила какое-то успокоительное и решилась выйти из дому – во
второй раз за шестьдесят дней.
Она поймала такси и поехала к «новому санаторию». По дороге
таксист спросил, едет ли она кого-нибудь навестить.
– Говорят, что там очень удобно, но еще говорят, что
сумасшедшие буйные и что лечение включает применение электрошока.
– Мне нужно кое-кого навестить, – ответила Мари.
Одной лишь часовой беседы было достаточно, чтобы
прекратились длившиеся два месяца страдания Мари. Руководитель заведения –
высокий мужчина с крашеными темными волосами, который отзывался на имя «доктор
Игорь», – объяснил, что речь идет всего лишь о заболевании Паническим
Синдромом – болезнью, недавно вошедшей в анналы мировой психиатрии.
– Это не означает, что болезнь новая, – пояснил
он, стараясь быть правильно понятым. – Бывает, что страдающие ею люди
скрывают ее из опасения, что их примут за сумасшедших. Тогда как это –
всего лишь нарушение химического равновесия в организме, как в случае
депрессии.
