Один из санитаров прикрепил «наушники» к вискам Эдуарда.
Другой, по всей видимости, настраивал прибор, вращая тумблеры то вправо, то
влево. С кляпом во рту Эдуард неотрывно смотрел Веронике в глаза и словно
говорил: не волнуйся, все в порядке.
– Я отрегулировал на сто тридцать вольт в три десятых
секунды, – сказал тот, что возился с ящиком. – Ну, поехали.
Он нажал кнопку, и ящик зажужжал. В тот же миг глаза Эдуарда
застыли, его тело изогнулось такой дугой, что, если бы не было привязано к
койке, наверняка сломался бы позвоночник.
– Прекратите! – закричала Вероника.
– А уже все, – ответил санитар, снимая с головы
Эдуарда «наушники».
Однако тело продолжало биться в судорогах, голова так
моталась, что один из санитаров решил ее придержать руками. Другой уложил
прибор в сумку и присел перекурить.
Через несколько минут тело как будто бы вернулось к норме,
затем начались спазмы, пока санитар по-прежнему старался удержать голову
Эдуарда. Вскоре судороги стали ослабевать, а затем полностью прекратились.
Глаза Эдуарда оставались открытыми, и один из санитаров их закрыл, как
закрывают глаза мертвым.
Затем он вынул кляп изо рта юноши, развязал полосы ткани и
сложил их в сумку, где лежал прибор.
– Действие электрошока длится час, – сказал он
девушке, которая уже не кричала и казалась загипнотизированной
увиденным. – Все в порядке, скоро он придет в себя. Будет тише воды.
В первую же секунду электрошока Эдуард почувствовал то, что
уже было ему знакомо: зрение стало ослабевать, как будто кто-то закрывал
занавеску, – и наконец все исчезло полностью. Не было никакой боли или
страдания, только он уже видел действие прибора на других и знал, как ужасно
это выглядит.
Теперь Эдуард был спокоен. Если незадолго до этого он
испытывал какое-то новое ощущение в сердце, начинал осознавать, что любовь это
не только то, чем его одаривают родители, – электрошок (или ЭКТ –
электроконвульсивная терапия, как ее называют специалисты) наверняка вернет его
в «нормальное состояние».
Главным эффектом ЭКТ было стирание недавних воспоминаний.
Исчезали мечты и фантазии, возможность предугадывать будущее. Мысли должны были
оставаться обращенными в прошлое, иначе у пациента возникло бы желание снова
вернуться к жизни.
Через час Зедка вошла в почти пустую палату – там была
лишь одна койка, на которой лежал молодой человек. Рядом на стуле сидела
Вероника.
Подойдя поближе, Зедка увидела, что у девушки снова была
рвота, ее голова безвольно лежала на правом плече.
Зедка хотела было сразу позвать кого-нибудь из медперсонала,
но Вероника подняла голову.
– Это ничего, – сказала она. – Был еще один
приступ, но он уже прошел.
Зедка ласково взяла ее за руку и повела в туалет.
– Это мужской туалет, – сказала девушка.
– Здесь никого нет, не беспокойся.
Зедка сняла с девушки грязный свитер, выстирала его и
разложила на радиаторе отопления. Затем сняла с себя шерстяную кофточку и надела
ее на Веронику.
– Оставь себе. Я пришла попрощаться. Девушка казалась
далекой, как будто уже ничто ее не интересовало.
Зедка проводила ее в палату и снова усадила на тот стул, где
она сидела прежде.
– Скоро Эдуард очнется. Вероятно, он с трудом будет помнить
о недавних событиях, но память достаточно быстро восстановится. Не тревожься,
если на первых порах он не будет тебя узнавать.
– Не буду, – ответила Вероника. – Я тоже сама
себя не узнаю.
Зедка придвинула стул и села рядом. Она уже столько времени
пробыла в Виллете, что несколько лишних минут с этой девушкой ничего не меняли.
– Помнишь нашу первую встречу? Я тогда рассказала тебе
историю про короля, пытаясь пояснить, что мир в точности таков, каким мы его
видим. Все сочли короля сумасшедшим, потому что он хотел установить такой
порядок, которого уже не было в головах подданных.
Однако в жизни есть вещи, которые, с какой стороны на них ни
смотри, всегда остаются неизменными – и имеют ценность для всех людей.
Любовь, например.
Зедка видела, что выражение глаз Вероники изменилось. Она
решила продолжать.
– Мне кажется, что, если тебе осталось жить совсем
мало, а это недолгое время ты проводишь у этой кровати, глядя на спящего юношу,
в этом есть что-то от любви. Я бы сказала больше: если за это время с тобой
случился сердечный приступ, но ты продолжала молча сидеть, просто ради того,
чтобы оставаться рядом с ним, – значит, эта любовь может стать намного
сильнее.
– А может быть, это отчаяние, – сказала
Вероника. – Попытка доказать, что в конечном счете нет смысла продолжать
борьбу за место под солнцем. Я не могу быть влюблена в мужчину, который живет в
другом мире.
– Каждый живет в своем собственном мире. Но если ты
посмотришь на звездное небо, то увидишь, что все эти разные миры соединяются в
созвездия, солнечные системы, галактики.
Вероника встала у изголовья Эдуарда. Ласково провела руками
по его волосам. Она была рада, что в эти минуты ей есть с кем поговорить.
– Много лет назад, когда я была ребенком и мама
заставляла меня учиться игре на фортепиано, я говорила себе, что смогу играть
по-настоящему хорошо лишь тогда, когда буду влюблена. Этой ночью впервые в
жизни я почувствовала, что звуки словно сами текут из-под моих пальцев.
Какая-то сила вела меня, создавала такие мелодии и аккорды,
которые я в жизни не смогла бы сыграть. Я отдалась пианино, потому что перед
этим отдалась этому мужчине – при том, что он не тронул даже волоса у меня
на голове. Вчера я была сама не своя – и когда отдавалась сексу, и когда
играла на пианино. И все же у меня такое чувство, будто именно тогда я
действительно была собой.
Она покачала головой.
– Наверное, все, что я говорю, не имеет смысла.
Зедка вспомнила о своих встречах в Космосе – встречах с
теми сущностями, которые плавают в разных измерениях. Ей захотелось рассказать
об этом Веронике, но она боялась еще больше ее смутить.
– Прежде чем ты снова скажешь, что собираешься умереть,
я вот что хочу тебе сообщить: есть люди, которые всю жизнь проводят в поисках
того переживания, которое было у тебя вчерашней ночью, но их поиск ни к чему не
приводит. Поэтому, если уж тебе суждено умереть сейчас, умри с сердцем,
наполненным любовью.
Зедка встала.
