Действительно, увидев клавиатуру впервые. Мари задумалась,
почему она располагается не в алфавитном порядке. Но потом уже ни разу не
задавалась таким вопросом, полагая, что это и есть лучшая схема для скоростного
печатания.
– Вы когда-нибудь были во Флоренции? – спросил
доктор Игорь.
– Нет.
– А стоило бы. Это не так уж далеко, и с ней связан мой
второй пример. В кафедральном соборе Флоренции есть красивейшие часы, созданные
в 1443 году Паоло Уччелло. Оказывается, у этих часов есть одна особенность:
хотя они и показывают время, как любые другие, стрелки движутся в направлении,
обратном тому, к которому мы привыкли.
– Какое это имеет отношение к моей болезни?
– Сейчас поймете. Создавая эти часы, Уччелло не
стремился быть оригинальным: на самом деле в то время были и такие часы, и
часы, в которых стрелки двигались в привычном для нас направлении. По какой-то
неизвестной причине – вероятно, потому, что у герцога были часы со
стрелками, движущимися в направлении, которое сегодня нам известно как
правильное – оно в конечном счете и стало единственным общепринятым, а
часы Уччелло стали казаться чем-то умопомрачительным, безумным.
Он выдержал паузу, в уверенности, что Мари неотрывно следит
за ходом его рассуждении.
– Итак, перейдем к вашей болезни: каждое человеческое
существо уникально в своих качествах, инстинктах, способах получать
удовольствие, стремлении к приключениям. Но общество все-таки навязывает
коллективный образ действий, и людям даже не приходит в голову задаться
вопросом, почему они должны поступать так, а не иначе. Они соглашаются с этим
точно так же, как машинистки согласились с тем, что QWERTY – лучшая из возможных
клавиатур. Вы помните, чтобы кто-нибудь хоть раз за всю вашу жизнь спросил вас,
почему стрелки часов движутся в этом, а не в обратном направлении?
– Нет.
– Если бы кто-нибудь такое спросил, вероятно, он бы
услышал в ответ: вы с ума сошли! Если бы он повторил вопрос, люди попытались бы
найти причину, но затем сменили бы тему разговора – ведь нет никакой
причины, кроме той, о которой я рассказал. Итак, я возвращаюсь к вашему
вопросу. Повторите его.
– Я вылечилась?
– Нет. Вы другой человек, которому хочется быть таким
же, как все. А это, с моей точки зрения, является опасной болезнью.
– Опасно быть другой?
– Нет. Опасно – пытаться быть такой же, как все:
это вызывает неврозы, психозы, паранойю. Опасно хотеть быть как все, потому что
это означает насиловать природу, идти против законов Бога, который во всех
лесах и рощах мира не создал даже двух одинаковых листочков. Но вы считаете
безумием быть другой, и поэтому выбрали жить в Виллете. Потому что, поскольку
здесь все отличаются от других, вы становитесь такой же, как все. Понимаете?
Мари кивнула головой.
– Не имея смелости быть другими, люди идут против
природы, и организм начинает вырабатывать Купорос, или Горечь, как называют в
народе этот яд.
– Что такое Купорос?
Доктор Игорь понял, что слишком увлекся, и решил сменить
тему.
– Не имеет значения, что такое Купорос. А сказать я
хочу следующее: все свидетельствует о том, что вы не вылечились.
У Мари был многолетний опыт работы в судах, и она решила тут
же применить его на практике. Первым тактическим приемом было притвориться, что
она согласна с оппонентом, чтобы сразу же после этого увлечь его в сети другого
способа рассуждении.
– Я согласна. Здесь я оказалась по вполне конкретной
причине – из-за панического синдрома, но осталась по причине весьма
абстрактной: из-за неспособности принять другой образ жизни – без
привычной работы, без мужа. Я с вами согласна. Мне не хватило воли начать новую
жизнь, к которой пришлось бы снова привыкать. Скажу больше: я согласна, что в
приюте для умалишенных, даже со всеми его электрошоками – простите, ЭКТ,
как вы предпочитаете выражаться, – распорядком дня, приступами истерии у
некоторых пациентов, правила соблюдать легче, чем законы мира, который, как вы
говорите, «делает все, чтобы все подчинялись его правилам».
Так случилось, что прошлой ночью я услышала, как одна
женщина играет на пианино. Играла она мастерски, такое редко приходится
слышать. Слушая музыку, я думала обо всех, кто страдал ради создания этих
сонат, прелюдий, адажио: о насмешках, которые им пришлось вынести, представляя
эти произведения – другие – тем, кто правил миром музыки. О тяготах и
унижениях, через которые пришлось пройти в поисках того, кто согласился бы
финансировать оркестр. О насмешках публики, которая еще не привыкла к подобным
гармониям.
Но самое худшее, думала я, это не страдания композиторов, но
то, что девушка играет их от всей души потому, что знает о своей скорой смерти.
А разве я сама не умру? Где я оставила свою душу, чтобы иметь силы играть
музыку моей жизни с таким же воодушевлением?
Доктор Игорь слушал молча. Похоже, все, что он задумал,
приносило свои плоды, но было еще рано утверждать это наверняка.
– Где я оставила свою душу? – снова спросила
Мари. – В моем прошлом. В том прошлом, которое так и не стало тем будущим,
к которому я стремилась. Я предала свою душу в тот момент, когда у меня еще
были дом, муж, работа... Когда я хотела оставить все это, да так и не хватило
смелости.
Моя душа осталась в моем прошлом. Но сегодня она пришла
сюда, и я, воодушевленная, вновь ощущаю ее в своем теле. Я не знаю, что делать.
Знаю только, что мне потребовалось три года, чтобы понять: жизнь толкала меня
на другой путь, а я не хотела идти.
– Мне кажется, я вижу некоторые симптомы
улучшения, – сказал доктор Игорь.
– Мне не было необходимости просить разрешения покинуть
Виллете. Достаточно было выйти из ворот и больше никогда не возвращаться. Но
мне нужно было все это кому-нибудь сказать, и я говорю вам: смерть этой девушки
заставила меня понять мою жизнь.
– Мне кажется, что симптомы улучшения превращаются в чудесное
исцеление, – рассмеялся доктор Игорь. – Что вы собираетесь делать?
– Уехать в Сальвадор, заботиться о детях.
– Вам незачем ехать так далеко: менее чем в двухстах
километрах отсюда находится Сараево. Война закончилась, но проблемы остаются.
– Поеду в Сараево.
Доктор Игорь вынул из ящика стола бланк и тщательно его
заполнил. Затем встал и проводил Мари до двери.
– Идите с Богом, – сказал он, вернулся к столу и
закрыл за собой дверь. Ему не нравилось привыкать к своим пациентам, но
избежать этого ни разу не удалось. В Виллете будет сильно недоставать Мари.
