От стола к столу начал распространяться слух. Некоторые
заплакали, ведь она была полна жизни, а теперь, наверное, лежала в небольшом
морге, расположенном с тыльной стороны больницы. Tолько самые смелые
отваживались проходить мимо, даже в светлые, дневные часы. Там стояли три
мраморных стола, и, как правило, один из них всегда был занят новым телом,
которое было покрыто простыней.
Все знали, что этим вечером там находится Вероника. Те из
пациентов, кто действительно были душевнобольными, вскоре забыли, что на той
неделе в санатории появилась еще одна больная, которая иногда всем мешала спать,
играя на пианино.
Некоторые, услышав эту новость, почувствовали какую-то
грусть, особенно медсестры, которые проводили рядом с Вероникой ночи на
ургентном дежурстве. Но сотрудников готовили к тому, чтобы они не устанавливали
слишком близких отношений с больными, ведь одних выписывали, другие умирали, а
у большинства состояние становилось все хуже. Их печаль длилась немного дольше,
но затем и она прошла.
И все же большинство пациентов, узнав эту новость,
изобразили испуг, грусть, но в действительности вздохнули с облегчением. Потому
что в который раз ангел смерти прошел по Виллете, а их пощадил.
Когда Братство собралось после ужина, один из членов группы
принес сообщение: Мари не пошла в кино, она ушла, чтобы больше не возвращаться,
и передала ему конверт.
Казалось, никто не придал этому особого значения: она всегда
была не такой, слишком безрассудной, неспособной адаптироваться к идеальной
ситуации, в которой все они жили в Виллете.
– Мари так и не поняла, как мы здесь счастливы, –
сказал один из членов Братства. – Мы друзья, у нас общие интересы,
свободный режим, мы выходим в город, когда захотим, приглашаем лекторов на
интересующие нас темы, обсуждаем их идеи. Наша жизнь достигла совершенного
равновесия, а скольким людям там, за этими стенами, безумно хотелось бы этого.
– Не говоря уже о том, что в Виллете мы защищены от
безработицы, от последствий войны в Боснии, от экономических трудностей, от
насилия, – добавил другой. – Мы обрели гармонию.
– Мари оставила мне записку, – сказал принесший
известие, показав запечатанный конверт. – Она попросила меня зачитать ее
вслух, как если бы хотела сказать «до свидания» всем нам.
Самый старший из присутствовавших открыл конверт и сделал,
как просила Мари. Видно было, что, дочитав до середины, он хотел остановиться,
но было уже слишком поздно, и пришлось дочитывать до конца.
"Однажды, будучи еще молодым адвокатом, я читала одного
английского поэта, и мне очень запомнилась его фраза: «будь как переливающийся
через край фонтан, а не как резервуар, содержащий все одну и ту же воду». Я
всегда считала, что он ошибается: переливаться через край опасно, ведь так
можно затопить места, где живут любимые люди, и они бы захлебнулись нашей
любовью и нашим энтузиазмом. Поэтому всю свою жизнь я старалась вести себя
подобно резервуару, никогда не нарушая границ, установленных моими внутренними
стенками.
Но случилось так, что по причине, которой мне никогда не
понять, у меня возник панический синдром. Я превратилась именно в то, чего я
всеми силами старалась избежать: в фонтан, который перелился через край и
затопил все кругом. В результате всего этого я оказалась в Виллете.
Вылечившись, я вернулась в резервуар и познакомилась с вами.
Спасибо вам за дружбу, за участие, за столько радостных мгновений. Мы жили
вместе, словно рыбы в аквариуме, счастливые оттого, что кто-то в определенный
час подбрасывал нам корм и мы могли, при желании, увидеть мир с той стороны
через стеклянные стенки.
Но вчера, благодаря пианино и одной девушке, которой
сегодня, должно быть, уже нет в живых, я открыла нечто очень важное: жизнь
здесь, внутри, в точности такая же, как и за этими стенами. И здесь, и там люди
собираются группами, возводят свои стены и не позволяют ничему постороннему
нарушать их заурядное существование. Они совершают поступки потому, что привыкли
их совершать, изучают бесполезные предметы, развлекаются лишь потому, что их
вынуждают развлекаться, а остальной мир пусть себе сходит с ума, пусть гниет
сам по себе. В лучшем случае они – как мы сами это столько раз делали
вместе – посмотрят по телевизору новости только для того, чтобы лишний раз
убедиться, как они счастливы в этом мире, полном проблем и несправедливости.
Другими словами, Братство живет, в сущности, так же, как
почти все люди за этими стенами, – никто не хочет знать, что происходит за
стеклянными стенками аквариума. Долгое время это утешало и приносило пользу. Но
мы меняемся, и сейчас я отправляюсь на поиски приключений, хотя мне уже 65 лет,
и я знаю, сколько препятствий создаст для меня мой возраст. Я еду в Боснию:
есть люди, которые меня там ждут, хотя пока еще ничего обо мне не знают, а я не
знаю их.
Но я знаю, что я нужна и что риск одного приключения дороже
тысячи дней благополучия и комфорта".
Когда он закончил читать письмо, члены Братства молча
разошлись по своим комнатам и палатам, говоря себе, что Мари окончательно
свихнулась.
Эдуард и Вероника выбрали самый дорогой ресторан Любляны,
заказали лучшие блюда, выпили три бутылки вина урожая 88-го года, одного из
лучших в этом веке. Во время ужина они ни разу не заговорили ни о Виллете, ни о
прошлом, ни о будущем.
Мне понравилась история со змеей, – говорил он, в
который раз наполняя бокал. – Но твоя бабушка была совсем старенькая и не
смогла ее правильно интепретировать.
– Я попрошу уважения к моей бабушке! – уже сильно
опьянев, воскликнула Вероника – так громко, что все в ресторане
обернулись.
– Так выпьем же за бабушку этой девушки! – сказал
Эдуард, поднявшись. – Выпьем за бабушку этой сумасшедшей, которая сидит
передо мной и, надо думать, попросту сбежала из Виллете!
Посетители снова склонились над своими тарелками, делая вид,
что ничего такого не происходит.
– Выпьем за мою бабушку! – повторила Вероника. К
столу подошел владелец ресторана.
– Пожалуйста, ведите себя прилично.
Они было притихли, но вскоре вновь заговорили во весь голос,
стали нести околесицу, ведя себя неподобающим образом.
Хозяин ресторана снова подошел к столу и сказал, что они
могут не оплачивать счет, но должны немедленно выйти.
– На этих безумно дорогих винах мы замечательно
сэкономим! – провозгласил Эдуард. – Пора смываться, пока этот тип не
передумал!
Но «этот тип» и не собирался передумывать. Он уже отодвигал
стул Вероники – казалось бы, вполне учтиво, на самом же деле для того,
чтобы помочь ей подняться как можно скорее.
