— Божий одуванчик?.. — непроизвольно вырвалось у меня, и женщина мелко затряслась от хохота.
— Ну ты, девка, и сказанула, — она промокнула широким рукавом халата выступившие слезы.
— Это не Ирина вас до слез довела, — вступилась за меня Наташка. — Та к вас Митяй обозвал. Он вас еще и бабой Нюшей окрестил. Только… — подруга немного помялась, — какая же вы старушка?
— Я не старушка, — согласилась женщина. — Я — баба! Баба Нюша. Привыкла, с молодости так величают. А Митяй — подлая душа. Стребовал с меня за вас пятьсот рубликов. Теперь мы с ним в расчете. Ну, двигайтесь за мной. Небось полдня голодные мотались.
Последний барьер сомнений разрушился. Я приободрилась и снова вспомнила о колдуне. Забрезжила надежда с ним пообщаться. Если у бабы Нюши с дедом неплохие отношения, может, замолвит за нас словечко?
Пока Наташка жеманилась, постепенно уступая уговорам бабы Нюши почаевничать, я уже торчала на крыльце, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения сесть за стол переговоров.
— Сортир на огороде, — поняв мои «прыгалки» по-своему, подсказала хозяйка и, стянув с головы платок, принялась им обмахиваться.
— Спасибо, я постою, — ляпнула я совершенно не в тему и окончательно стушевалась.
— Чудная, ты, прости Господи. — миролюбиво среагировала баба и, обратившись к Наташке, поинтересовалась, все ли у меня дома.
Подруга мигом набычилась, вздернула подбородок и, чеканя слова, доложила, что дома у меня никого нет, тем не менее, я в семье самая умная. На лестничной клетке и в подъезде — тоже.
Баба Нюша посмотрела на меня с жалостью. Боюсь, решила, что мой дом — дурдом. Я с трудом подавила навязчивое желание процитировать всю таблицу умножения. Какое-никакое, а доказательство моей вменяемости. Или невменяемости? Но баба Нюша рассудила по-своему, заявив, что мои заморочки не иначе как от великого ума. Наружу так и прет. Заодно напомнила, что чайник остывает.
Наташка порылась в багажнике, вытащила два шоколадно-вафельных торта, которые я, честно говоря, терпеть не могу, коробку зефира и что-то еще, затаренное в пакет. С одной стороны намеревалась поразить бабу Нюшу своей щедростью, с другой — избавиться от малой толики лишнего груза.
Поразить хозяйку щедростью мы не смогли. Ее «зачем тратились?!» прозвучало осуждающе. Зато нас она сразила наповал. Во-первых, чистотой и уютом однокомнатной избы. К комнате примыкала стерильная кухня, куда мы попали прямо из коридора. Основное пространство занимала огромная беленая печь, которой, как объяснила хозяйка, давно не пользовались. Газпром выручает, но без печки тоска. В зимнее время баба Нюша проводит короткие дни и длинные ночи в построенном сыном коттедже, будь он неладен. Не дом, а музей. Сын-дурак выстроил. Хотел односельчанам нос утереть. Да ладно бы для себя — сам в городе живет, а то для родной матери. От людей стыдно. С наступлением тепла баба Нюша перебирается в родную избу.
Следующим моментом, лишившим нас дара речи, было содержимое холодильника, которое она безжалостно выгребла на стол, от души радуясь, что теперь оно не протухнет. Рыбный деликатес, поименованный так почти в каждом сканворде, то-бишь икру черную, икру красную водрузила на стол прямо в килограммовых пластиковых ведерочках, остальные разносолы щедро и красиво разложила на тарелочках. Мы с Наташкой метелили все подряд, постанывая от удовольствия. Подруга даже предположила, что в нашей жизни началась белая полоса удачи. Гурманим потихоньку, деликатесы так и сыпятся. Того и гляди, надоедят.
Баба Нюша участия в трапезе не принимала, просто стояла, прислонившись к стене, и получала удовольствие от созерцания двух особ с голодного края. И вдруг всплакнула навзрыд, закрыв лицо ладонями. По отрывистым причитаниям стала понятна причина. Бедняжка даже угостить никого не может, подруг в гости пригласить — проблема, всех растеряла. А все через этот проклятый коттедж да деньги, которыми сорит непутевый сыночек. Каждые две недели пополняет запасы. Нет, желающих вкусно поесть в деревне уйма, но только потом ославят на всю деревню — совсем, мол, Нюшка зажралась. И без того сплетен хватает. Один Иваныч и выручает. Добрый дедок, хоть и старый совсем, зато с понятием. С ним поговоришь, словно из чистого родника водицы напьешься.
Мы в два голоса принялись уговаривать бедняжку успокоиться. Чувство зависти нам не ведомо и нас ничем не удивишь, знавали разные времена. Слопаем со стола столько, сколько сможем, и искреннее спасибо скажем. А в тяжелые разгрузочные дни с благодарностью будем вспоминать бабу Нюшу. Да и такого заботливого сына, как у нее, еще поискать надо.
Баба Нюша резко прекратила причитания и, отняв от лица руки, словно закаменела.
— Надо… еще поискать. Да, — неуверенно повторилась я, ощутив легкий толчок от Наташки. И тут же настроившись на другую волну, понесла утешительную ахинею. Дети бывают разные, на всех не угодишь. Воспитываешь в них одно, а получаешь… то, что получаешь.
Баба Нюша тяжело села на стул, скрипом напомнивший о своем почтенном возрасте.
— Я ведь его одна тянула. Муж-то еще молодым помер. Работала, рук не покладая, чтобы Мишка ни в чем нужды не знал. Только не получалось по-моему. Все в дефиците. И деньги есть, а ничего на них не достать. Все с большой переплатой. Но как-то вот крутилась. Мишка все говорил: как вырасту, заработаю много денег, ты у меня, мама, ни в чем не будешь иметь недостатка. Маленький, худенький — в отца пошел. Я, бывало, все смеялась над его обещаниями, а вон оно как повернулось. В тринадцать лет поставили на учет в милиции. За грабеж. У нас тогда все отложенные деньги украли, на хлеб и тот не хватало. Он и решил поправить положение. Двое старших дружков в палатку влезли, а он на улице караулил. Внутри продавщица спала — на съемке квартиры экономила. Много тогда на них списали, хоть они сразу и драпанули с пустыми карманами. После суда он злой стал, люди сочинили, что в бандюки подался. Вся деревня от страха тряслась. Потом вроде поумнел, остепенился. Я, говорит, мама сколотил начальный капитал, по-человечески жить будем. Какую-то свою фирму в городе открыл, я в этом ниче не понимаю. Что-то там с компьютерами делали. В прошлом году его депутатом выбрали, квартиру в городе купил. Только прошлое-то, словно ниточка за иголкой тянется. Пошли слухи, что Мишка неугодных ему людей убирает. Но мне не верится, он всегда был жалостливый, котенка не обидит. Вон, деньги на реставрацию церкви дал, батюшка его все время добрым словом поминает. Дед Иваныч тоже к Мишке хорошо относится, советует не верить слухам. Брехня, мол. А мне все равно Мишкины деньги поперек горла. И продукты, что привозит, тоже.
— Дед Иваныч — это кто? Ваш родственник? — скромно опустив глаза долу и пытаясь провернуть в большом бокале чая неподдающуюся ложку, поинтересовалась я.
— Ирка, ты что делаешь?! — заорала Наташка.
— Не знаю, — смущенно призналась я, уставившись на дело рук своих. — Похоже, решила есть красную икру ложками. Через силу. Мне больше селедка нравится. Плебейка. Извините, баба Нюша, промахнулась, сама не заметила, как так получилось.
