– У меня было счастливое детство, я училась в одной из
лучших бернских гимназий, потом переехала в Женеву, поступила на службу, вышла
за человека, которого полюбила. Я все делала для него, а он – для меня, но
время шло, и ему пришлось выйти на пенсию. И когда он получил возможность
делать все, что ему нравится, я заметила: с каждым днем его глаза становятся
все печальней – наверно, потому, что за всю свою жизнь он никогда не думал о
себе. Мы никогда не ссорились всерьез, жили тихо, без бурь и потрясений: он
никогда мне не изменял, всегда относился ко мне с уважением. Мы жили нормальной
жизнью – но до такой степени нормальной, что без работы он почувствовал себя
никому не нужным, никчемным, ничтожным... Через год он скончался от рака.
«Все это чистая правда, спохватилась она, но может оказать
негативное воздействие на эту девушку».
– Так или иначе, лучше, когда жизнь не преподносит
неприятных сюрпризов, – договорила она. – Не исключено, что, если бы
наша жизнь была более насыщенной, мой муж умер бы раньше.
Мария вышла из дому с намерением найти справочники по
усадебному хозяйству. Она была свободна и потому решила прогуляться. В верхней
части города ее внимание привлекла табличка с изображением солнца и надписью
«Дорога Святого Иакова». Что это такое? Заметив на другой стороне улицы бар,
она зашла туда и, верная своему обыкновению спрашивать обо всем, чего не знала,
обратилась к девушке за прилавком. – Понятия не имею, – отвечала та.
Это был фешенебельный квартал, и чашка кофе стоила здесь в три раза дороже. Но
раз уж зашла и раз уж оказалась при деньгах, то заказала кофе и решила
перелистать справочники, купленные по дороге. Открыла первую книжку, но, как ни
старалась сосредоточиться на чтении, ничего не получалось – это было до ужаса
скучно. Было бы гораздо интересней поговорить об этом с кем-нибудь из клиентов
– они всегда знают наилучший способ поместить и приумножить капитал. Мария
расплатилась, поднялась, поблагодарила официантку, оставила ей щедрые чаевые (в
этом смысле она была суеверна и считала: кто много дает, тот много и получает),
направилась к двери и вдруг, не отдавая себе отчета в том, как важно это
мгновение, услышала фразу, которая переменила ее планы, ее будущее, ее
представление о счастье, ее душу и женскую суть, ее отношение к мужчине, ее
место в мире.
– Постойте-ка.
Она удивилась. Дело происходило в респектабельном кафе, а не
в «Копакабане», где мужчины могли позволить себе разговаривать с нею в таком
тоне, хотя и она имела полное право ответить: «Даже не подумаю».
Мария хотела уж было продолжить путь, проигнорировав эту
просьбу – или приказание? – но любопытство пересилило: она обернулась в ту
сторону, откуда прозвучал голос. Увидела она нечто странное – длинноволосый
мужчина лет тридцати (или правильней было бы сказать – «молодой человек лет под
тридцать»: мир вокруг нее стремительно старел), стоял на коленях, а вокруг
валялись кисти. Он писал портрет посетителя, сидевшего за столиком с бокалом
анисового коктейля. Мария не заметила их, когда входила в бар.
– Не уходите. Я сейчас закончу. Мне хотелось бы
написать и вас тоже.
Мария ответила – и, ответив, сама себе расставила силки:
– Мне это ни к чему.
– От вас исходит свет. Дайте сделать хотя бы эскиз. Что
такое «эскиз»? Какой еще «свет»? Мария была отнюдь не лишена тщеславия, и слова
незнакомца польстили ей, тем более что он вроде не шутил. А что, если перед ней
– знаменитый художник? Он увековечит ее образ на полотне. Картину выставят в
Париже или в Сальвадоре-да-Баия! Она прославится!
А с другой стороны – почему он сидит на полу, разложив
вокруг все свои кисти-краски? Ведь это – дорогой и популярный бар.
Словно отгадав ее мысли, официантка сказала вполголоса:
– Он очень известен.
Интуиция не подвела Марию, но она постаралась сохранять
хладнокровие.
– Время от времени он приходит к нам и всегда приводит
с собой какую-нибудь знаменитость. Говорит, здешняя обстановка его вдохновляет.
Знаете, по заказу муниципалитета Женевы он создал панно, где изобразил людей,
прославивших город.
Мария перевела взгляд на человека, который позировал
художнику, и снова официантка прочла ее мысли:
– А это – ученый-химик, он сделал сенсационное открытие
и получил Нобелевскую премию.
– Не уходите, – повторил художник. – Я
освобожусь через пять минут. Присядьте пока, закажите себе что хотите, это
запишут на мой счет.
Мария, как загипнотизированная, выполнила приказ – села у
стойки, заказала анисовый коктейль (она не разбиралась в напитках и потому
решила взять пример с Нобелевского лауреата) и стала наблюдать за работой
художника. «Я не прославила Женеву, значит, его заинтересовало что-то другое.
Но это – не мой тип», думала она, снова и снова повторяя слова, которые
твердила себе с первого дня в «Копакабане»: спасение – в добровольном отказе от
всех силков и ловушек, расставляемых сердцем.
А поскольку для нее это стало непреложной истиной, можно
было и подождать немного – не исключено, что официантка говорит правду и этот
человек откроет перед ней двери в мир неведомый, но такой желанный: разве не
мечтала она стать моделью?
Меж тем художник проворно и быстро завершал свою работу. А
что, если этот мужчина (она решила называть «мужчина», а не «парень», иначе
чувствовала себя не по годам старой) даст ей шанс? Не похоже, чтобы он затеял
все это для того лишь, чтобы, как говорится, приударить за ней. Через пять
минут, как и было обещано, художник в последний раз прикоснулся кистью к
холсту. Мария унеслась мыслями к Бразилии, к своему блистательному будущему, не
испытывая ни малейшего интереса к знакомству с новыми людьми, которые могли
только нарушить ее грандиозные планы.
– Спасибо, можете изменить позу, – сказал художник
химику, словно очнувшемуся ото сна, и, обернувшись к Марии, повелительно
произнес: – Идите вон в тот угол и сядьте как вам удобно. Освещение
превосходно.
И вот – так, словно ей это было на роду написано, так,
словно это было самое обычное дело, так, словно она знала этого человека всю
жизнь, или так, словно до сей минуты она спала или грезила и только сию минуту
поняла, что надо делать в действительности, Мария взяла свой стакан, сумочку,
книги, толкующие об успешном ведении усадебного хозяйства, и направилась, куда
было велено, – к столику у окна. Художник собрал свои кисти, холст,
батарею стеклянных баночек с разноцветными красками, пачку сигарет и опустился
на колени у ее ног.
– Некоторое время постарайтесь не двигаться.
– Вы слишком многого хотите: вся моя жизнь проходит в
движении.
