Милан, уловивший конец фразы, понял, что обманулся – нет,
эта девушка не купится на обещания любви, не попадет в расставленные силки. И
тем не менее весь вечер он спрашивал себя, почему она предпочла какого-то
старика, какого-то ничем не примечательного счетовода и страхового агента.
Впрочем, это ее дело. Платит комиссионные – пусть сама
решает, с кем ей спать, а с кем – нет.
Запись в дневнике Марии, сделанная после ночи, проведенной
со стариком, с ничем не примечательным счетоводом и со страховым агентом:
Чего от меня надо этому художнику? Разве он не знает, что мы
принадлежим к разным странам, разным культурам, разным полам? Он, наверно,
думает, что я знаю о наслаждении больше, чем он, и хочет чему-нибудь у меня
научиться?
Почему он не сказал мне ничего, кроме: «Я – клиент»? Ведь
так просто было бы сказать: «Я скучал по тебе» или «Какой чудный день мы с
тобой провели». И я – настоящая профессионалка – ответила бы ему в том же духе,
хотя он обязан был бы понять мою неуверенность, но ведь я – слабая женщина и
здесь, в «Копакабане», я совсем другая.
Он – мужчина. И к тому же художник. А потому не может не
знать, что великая цель всякого человеческого существа – осознать любовь.
Любовь – не в другом, а в нас самих, и мы сами ее в себе пробуждаем. А вот для
того, чтобы ее пробудить, и нужен этот другой. Вселенная обретает смысл лишь в
том случае, если нам есть с кем поделиться нашими чувствами.
Он устал от секса? Я тоже – и тем не менее ни он, ни я не
знаем, что это такое на самом деле. Мы оставляем при смерти то, важней чего,
быть может, и на свете нет, – а ведь я послана, чтобы спасти Ральфа и быть
спасенной им. Но он не оставил мне выбора.
* * *
Мария испугалась. Она начинала сознавать, что после столь
длительного самообуздания вулкан ее души вот-вот начнет извержение и, как
только это произойдет, она своим чувствам больше не хозяйка. Что это за субъект
– может быть, он наврал о своей жизни все от первого до последнего
слова? – с которым она провела всего несколько часов и который не
прикоснулся к ней, не попытался поухаживать, соблазнить? Может ли что-нибудь
быть хуже этого?
Почему так тревожно колотилось ее сердце? Потому что Мария
была уверена – он испытывает то же, что и она. И тут она очень ошибалась. Ибо
Ральф Харт хотел встретить такую женщину, которая смогла бы разжечь в нем почти
уже погасшее пламя, хотел превратить ее в богиню секса, источающую «особый
свет» (тут он был искренен) и готовую взять его за руку и показать ему дорогу к
жизни. Он и представить себе не мог, что Мария так же равнодушна к плотской
любви, что у нее свои проблемы в этой сфере (познав стольких мужчин, она так ни
разу и не смогла испытать наслаждения), что в то утро, когда они встретились,
она строила планы на будущее и мечтала, как триумфально вернется на родину.
Почему же она думала о нем? Почему думала о том, кто, быть
может, в эту самую минуту изображает красками на полотне другую женщину,
говоря, что от нее исходит «особый свет» и что она способна стать истой богиней
секса?
«Потому что с ним я могла разговаривать».
Что за чушь! Может, она и о библиотекарше думала?! Ничего
подобного. А о филиппинке Нии, единственной из всех девиц в «Копакабане», с кем
можно было поделиться мыслями и чувствами, – думала? Не думала. А ведь с
обеими она часто виделась, и ей было с ними хорошо.
Мария попыталась переключиться на другое – стало совсем
тепло... вчера так и не успела зайти в супермаркет... Написала длинное письмо
отцу, во всех подробностях и очень обстоятельно описав, какой участок земли
намеревается приобрести, – пусть они с матерью порадуются. Не указала
точную дату своего возвращения, но намекнула, что произойдет это в скором
времени. Заснула, проснулась, снова заснула, снова проснулась. Поняла, что
руководство по управлению усадебным хозяйством хорошо для швейцарцев и не
годится для бразильцев – это два совершенно разных мира.
Днем она убедилась, что душа ее немного успокоилась – по
крайней мере, ничего похожего на землетрясение, на извержение вулкана, на
немыслимое давление требовавшее немедленного выхода. Ей стало легче, напряжение
спало – что ж, на нее и раньше порой накатывала такая страсть, а на следующий
день все проходило. Все к лучшему – ее мир остался прежним. Есть семья, которая
ее любит, есть человек, который ее ждет и часто пишет письма, сообщая, что
торговля тканями процветает и дело расширяется. Даже если она сегодня же
вечером решит улететь домой, у нее хватит денег купить фазенду. Худшее позади: она
одолела языковой барьер, одиночество, ужин в ресторане с арабом, она приучила
свою душу не жаловаться на то, что делают с ее телом. Она отлично знает теперь,
чего хочет, и готова на все ради этого. И мужчинам в этом «этом» места нет. По
крайней мере, тем, кто не говорит на ее родном языке и не живет в ее родном
городе.
Да, она успокоилась, душа перестала ходить ходуном, и Мария
поняла, что отчасти и сама виновата – почему она не сказала ему: «Я так же
одинока и несчастна, как и ты, вчера ты сказал, что видишь исходящий от меня
свет, и это были первые ласковые и искренние слова за все то время, что я
провела здесь»?
По радио звучала старинная песенка: «...а любовь моя
погибла, и родиться не успев». Да это просто про нее, про ее судьбу.
Запись в дневнике Марии, сделанная через два дня после того,
как все пришло в норму:
Страсть не дает человеку есть, спать и работать, лишает
покоя. Многие боятся ее, потому что она, появляясь, крушит и ломает все прежнее
и привычное.
Никому не хочется вносить хаос в свой устроенный мир. Многие
способны предвидеть эту угрозу и умеют укреплять гнилые стропила так, чтобы не
обвалилась ветхая постройка, этакие инженеры – в высшем смысле.
А другие поступают как раз наоборот: бросаются в страсть
очертя голову, надеясь обрести в ней решение всех своих проблем. Возлагают на
другого человека всю ответственность за свое счастье и за то, что счастья не
вышло. Они всегда пребывают либо в полном восторге, ожидая волшебства и чудес,
либо в отчаянии, потому что вмешались некие непредвиденные обстоятельства и все
разрушили.
Отстраниться от страсти или слепо предаться ей – что менее
разрушительно?
Не знаю.
* * *
На третий день, будто воскреснув из мертвых, Ральф Харт
появился в «Копакабане» снова. И чуть было не опоздал: Мария уже разговаривала
с другим клиентом. Однако, заметив художника, вежливо сказала, что танцевать не
хочет, у нее уже назначена встреча.
Только сейчас она поняла, чего ждала все эти дни. И приняла
безропотно все, что судьбе будет угодно даровать или отнять.
