Мария молчала, с опаской думала о том, не заболеет ли после
этой прогулки, смотрела на огонь – вот теперь он и вправду был необходим, он
согревал ей и тело и душу. Ей не хотелось больше слушать эту историю,
наводившую на мысли о том, что мир остановился, что все повторяется и что
человек никогда не научится относиться к сексу с подобающим уважением.
– Тебе не интересно?
Она сделала над собой усилие: в конце концов, именно этому
мужчине решила она отдать свое сердце, хотя на этот счет у нее теперь и
возникли сомнения.
– Не интересно, потому что я и так это знаю. Не
интересно и печально. Ты говорил, что есть и вторая история.
– Вторая история – полная противоположность первой: это
священная проституция.
Мария стряхнула свою сонную истому и стала слушать
внимательно. Священная проституция? Зарабатывать деньги сексом и тем не менее
приближаться к Богу?
– Древнегреческий историк Геродот писал про Вавилон:
«Там существует диковинный обычай: всякая женщина, родившаяся в Шумере, обязана
хотя бы раз в жизни отправиться в храм богини Иштар и в знак гостеприимства за
символическую плату предложить себя первому встречному».
Ладно, она потом спросит, что это за богиня. Должно быть,
эта самая Иштар помогла ей восстановить потерянное, казалось бы, навсегда –
стыдно ничего про нее не знать.
– Влияние богини Иштар распространилось на весь Средний
Восток, достигло Сардинии, Сицилии и средиземноморских портов. Позднее, когда
возникла Римская империя, другая богиня по имени Веста требовала от посвященных
ей либо непорочной девственности, либо безудержного распутства. Представь себе,
чтобы поддерживать священный огонь в храме Весты, ее жрицы занимались тем, что
обучали юношей царского рода плотской любви – пели эротические гимны, впадали в
транс и, передавая свой экстаз Вселенной, как бы совершали причастие с богиней.
Ральф Харт достал ксерокопию какой-то древней надписи, снабженной
внизу листа переводом на немецкий, и медленно продекламировал:
Я, сидящая в дверях таверны, богиня Иштар,
Я – блудница, мать, жена, божество.
Та, кого называют – Жизнь,
Хоть вы называете – Смерть.
Та, кого называют – Закон,
Хоть вы называете – Беззаконие.
Я – та, кого вы ищете,
И то, что обретаете.
Я – то, что вы расточили,
А теперь тщитесь собрать.
Мария стала всхлипывать, и Ральф Харт засмеялся: жизненная
сила стала возвращаться к нему, заблистал прежний «свет». Надо продолжить
рассказ, показать рисунки, сделать так, чтобы она почувствовала себя любимой.
– Никто не знает, отчего исчезла священная проституция,
не просуществовав и двух тысячелетий. Может быть, из-за распространения
болезней или оттого, что, когда изменились религии, сменило свои законы и
правила общество. Так или иначе, ее нет и никогда больше не будет. Ныне миром
правят мужчины, и само слово это превращено в клеймо, и проституткой именуют
всякую женщину, из ряда вон выходящую.
– Ты сможешь прийти сегодня в «Копакабану»? Ральф не
понял, к чему был задан этот вопрос, но ответил утвердительно и без
промедления.
Запись в дневнике Марии, сделанная спустя несколько часов
после того, как она прошла босиком по дорожке Английского Сада в Женеве:
Мне плевать, считалось ли когда-нибудь мое ремесло священным
или нет, но Я ЕГО НЕНАВИЖУ. Оно разрушает мою душу, оно заставляет меня терять
связь с самой собой, оно внушает мне, что страдание есть награда, что деньги
все могут купить и все оправдать.
Вокруг меня нет счастливых; мои клиенты знают: они должны
заплатить за то, что должны были бы получить бесплатно, и это угнетает их. Мои
товарки знают: они должны продавать то, что отдали бы даром в обмен на нежность
и наслаждение, и это разъедает их душу. Гораздо раньше, чем были написаны эти слова,
начала я биться изо всех сил, чтобы смириться с тем, что несчастна и недовольна
своей судьбой, утешая себя, что надо потерпеть еще несколько недель.
Но больше не могу успокаивать себя этим, притворяться, будто
все нормально, что это – просто такая полоса в моей жизни, период, этап. Я хочу
забыть все это. Я нуждаюсь в любви. Мне надо любить – и ничего другого. Мне
надо любить.
Жизнь слишком коротка – или слишком долга, – чтобы
можно было позволить себе роскошь прожить ее так скверно.
Часть 5
Нет, это не его дом. И не ее дом. Это – не Бразилия. И не
Швейцария. Это отель с одинаково – в любой точке мира – обставленными номерами,
с претензией на семейную атмосферу, от которой он делается еще более чужим и
безличным.
Но это не тот отель, из окна которого открывается прекрасный
вид на озеро, не тот отель, с которым связана память о боли, о страдании, о
восторге. Нет, здесь окно выходит на Дорогу Святого Иакова, дорогу на
богомолье, но не к покаянию, это место, где в придорожных кафе встречаются
люди, открывают «свет», разговаривают, становятся друзьями, влюбляются. Сейчас
идет дождь, и в этот вечерний час никто не идет по этой дороге, как шли на
протяжении многих лет, десятилетий, столетий – может быть, и дороге нужно
перевести дух, отдохнуть немного от бесчисленных ног, днем и ночью шаркающих по
ней.
Надо зажечь свет. И задернуть шторы.
Попросить его раздеться и снять одежду с себя. Темнота в
физическом смысле никогда не бывает абсолютной, и, когда глаза привыкнут к ней,
можно будет увидеть в пятне неведомо откуда пробившегося света силуэт мужчины.
Вот и снова они встретились с ним.
Достать два носовых платка, тщательно сложенных по
диагонали, чисто-начисто выстиранных и несколько раз проглаженных – чтобы не
оставалось ни намека на запах мыла или духов. Приблизиться к нему и попросить,
чтобы он завязал себе глаза. Замявшись на мгновенье, он ответит, что бывал уже
в разных видах преисподней. Она скажет на это, что речь вовсе не о том, а
просто ей нужна полнейшая, непроницаемая тьма, и что теперь пришел ее черед кое-чему
научить его в отместку и благодарность за то, что вчера узнала от него о боли.
Он послушается, завяжет глаза. И она – тоже. И вот теперь уже нет ни единого
пятнышка света, это, наверно, и называется кромешной тьмой, так что приходится
взяться за руки, чтобы добраться до кровати.
Нет-нет, ложиться мы не будем. Мы сядем, как садились
всегда, лицом друг к другу, только чуть ближе, чем всегда, так, чтобы мои
колени касались твоих.
