Он закурил. Оба некоторое время молчали, и никто из них не
сказал «Прощай». Хайди поднялась и вышла из номера, не оглядываясь и зная – что
бы ни было сказано, будет бессмысленно.
Больше она никогда не видела этого человека, но
преждевременной осенью своей жизни на несколько часов перестала быть верной
женой, хозяйкой дома, любящей матерью, образцовой служащей, преданной спутницей
жизни – и превратилась просто в женщину.
Еще несколько дней после этого муж то и дело удивлялся, что
она сама на себя непохожа – то непривычно весела, то странно задумчива: он не
мог толком объяснить, что его удивляет. Но прошла неделя, и все стало как
всегда.
«Как жалко, что я не рассказала свою историю этой
бразильской девочке, – думала Хайди сейчас. – А впрочем, она бы все
равно ничего не поняла, потому что продолжает жить в мире, где еще существует
верность, а клятвы в любви даются навечно».
Запись в дневнике Марии:
Не знаю, что он подумал в тот вечер, когда открыл дверь и
увидел, что я стою на пороге с двумя чемоданами.
– Не пугайся, – поспешила я успокоить ею. – Я
не жить к тебе приехала. Давай поужинаем.
Он молча помог мне войти, внес мои вещи, а потом, не сказав
даже «Как я рад тебя видеть!», или «Вот не ждали, не гадали», или еще что-то в
этом роде, сгреб меня в охапку и начал целовать, дотрагиваясь до моего тела там
и тут, обхватил ладонями мои груди, запустил руку под трусики – словно ждал
этого момента бесконечно долго и боялся, что он не наступит никогда.
Не дав мне и слова сказать, он торопливо сорвал с меня
одежду, повалил на пол, и вот так, прямо здесь, в холле, безо всяких
приличествующих случаю церемоний и околичностей, на холодном ветру, задувавшем
из-под двери, мы в первый, раз занялись любовью. Я подумала было – не
остановить ли его, не переместиться ли в какое-нибудь более удобное место, не
сказать ли, что у нас есть время, чтобы исследовать бескрайний мир нашей
чувственности, но ничего не предприняла, ибо хотела, чтобы он овладел мной как
можно скорее, ибо этот мужчина никогда не принадлежал мне и никогда больше
принадлежать не будет. Потому я могла любить его со всей своей энергией и –
пусть хоть на одну ночь – получить то, чего у меня не было раньше и, вероятно,
не будет впредь.
Уложив меня на пол, он резко внедрился в мое тело, обойдясь
без предварительных ласк, так что я оказалась не вполне готова принять его, но
испытываемая мною легкая боль была мне приятна, поскольку он должен был понять,
что я принадлежу ему и что он не должен спрашивать разрешения. Я была там не
для того, чтобы чему-то учить его или чтобы показать, насколько я чувственней
других женщин, а всего лишь чтобы сказать ему «добро пожаловать!», показать,
что он желанен мне, что и я долго ждала этой минуты, что меня радует
неистовство его напора и полнейшее пренебрежение теми правилами поведения,
которые установились между нами, что теперь мы стали просто самцом и самкой,
ведомыми одним лишь инстинктом. Позиция была самая что ни на есть банальная: я
лежала на спине, разведя бедра, Ральф был сверху. Я смотрела на него, не желая
имитировать наслаждение, издавать какие-то стоны, вообще не желая ничего – лишь
бы наглядеться, покрепче запомнить каждое мгновение и видеть его склоненное
надо мной лицо, чувствовать, как вцепляются мне в волосы его пальцы, как его
рот не то целует, не то кусает. Да, никаких утонченных ласк, никакой
предварительной игры: он проник в мою плоть, я – в его душу.
Он то замедлял, то наращивал темп, иногда останавливался и
взглядывал на меня, но не спрашивал, хорошо ли мне, потому что знал: в этот миг
наши души могут общаться только так. Движения его становились стремительнее, я
знала, что одиннадцать минут вот-вот истекут, и хотела, чтобы они продолжались
вечно, потому что так прекрасно – Боже милосердный, как прекрасно! –
дарить ему обладание, не требуя взамен ничего. Глаза мои были широко раскрыты,
и, когда их застилала пелена, я чувствовала, что мы уносимся в иное измерение,
где я становлюсь Великой Матерью, самой Вселенной, любимой женщиной, священной
проституткой, отправляющей древнее таинство, о котором он однажды рассказал
мне, сидя у камина с бокалом вина. Когда его руки крепче стиснули мои плечи, я
поняла – приближается оргазм. Движения стали неистовыми, и вот он закричал – не
застонал, не глухо замычал, закусив губу, а закричал, зарычал, взвыл диким
зверем. Где-то на периферии сознания мелькнула мысль, что соседи услышат,
вызовут полицию – но это не имело никакого значения, и я испытала огромное
наслаждение, ибо именно так повелось от начала времен, и когда первый мужчина,
встретив первую женщину, впервые предался с ней любви, они тоже кричали.
Его тело обмякло, навалилось на меня всей своей тяжестью, и
не знаю, как долго лежали мы, не размыкая объятий, а я гладила его голову – как
в тот день, когда мы с завязанными глазами ласкали друг друга в номере
отеля, – и чувствовала, что бешеный стук его сердца утихает, а пальбы,
едва прикасаясь, скользят по моим рукам, заставляя каждый волосок на моем теле
стать дыбом.
Он, вероятно, понял, что мне тяжело, перекатился на бок,
потом лег на спину рядом со мной, и мы уставились в потолок, где горела люстра
с тремя рожками.
– Добрый вечер, – произнесла я.
Он притянул меня к себе еще ближе, так что моя голова
оказалась у него на груди, и лишь спустя несколько минут ответил «Добрый
вечер».
– Соседи, наверно, все слышали, – продолжала я, не
очень понимая, что будет дальше, потому что говорить сейчас «Я люблю тебя» не
имело ни малейшего смысла: он и так это знал, а я и подавно.
– От двери сквозит, – ответил он, хоть и мог бы
сказать: «Как это чудесно». – Пойдем на кухню.
Мы поднялись, и только теперь я заметила, что он даже не
успел раздеться и оставался в том же виде, в каком открыл мне дверь, если не
считать, конечно, изрядного беспорядка в туалете. Я набросила на голые плечи
свой пиджачок. Мы прошли на кухню, он сварил кофе, выкурил подряд две сигареты,
а я – одну. Присели к столу. «Спасибо», сказал он глазами, «И я тебе
благодарна», взглядом ответила я. Таков был наш безмолвный диалог.
Наконец, он отважился спросить, почему я с чемоданами.
– Завтра в полдень улетаю в Бразилию.
Женщина всегда знает, когда мужчина нужен ей и важен. А наделены
ли этим даром мужчины? Или же мне придется сказать: «Я люблю тебя», «Я не хочу
разлучаться с тобой», «Попроси меня остаться»?
– Не надо, – да, он понял, что имеет право сказать
мне это.
– Надо. Я дала обет.
