Она вышла из самолета, прошла пограничный контроль –
беспокоиться было не о чем: багаж должны были перегрузить на другой «борт» без
нее. Двери открылись, пассажиры обнялись с теми, кто встречал их – кто с женой,
кто с матерью, кто с детьми. Мария сделала вид – опять же для самой
себя, – что к ней все это не имеет ни малейшего отношения, но все же от
щемящего чувства одиночества стало неуютно, но ничего – теперь оно не будет
таким безысходно горьким: у нее есть тайна, есть сон, есть воспоминание. Теперь
справиться с одиночеством будет легче.
– Париж останется Парижем.
Нет, это не гид из туристического агентства. Это не шофер
такси. Ноги у нее подкосились, когда прозвучал этот голос.
– Париж останется Парижем?
– Это фраза из моего любимого фильма. Хочешь взглянуть
на Эйфелеву башню?
Да, хочет. Она до смерти хочет взглянуть на Эйфелеву башню.
В руках у Ральфа был букет цветов, а глаза сияли – лучились тем самым светом,
который она заметила в первый день, когда позировала ему в кафе и ежилась от
холодного ветра.
– Как тебе удалось оказаться здесь раньше меня? –
этот вопрос был задан исключительно для того, чтобы скрыть счастливую
растерянность, и вопрос не имел ни малейшего значения: просто Марии нужно было
перевести дух.
– Я видел, как ты читала журналы. И мог бы подойти к
тебе и раньше, но я – романтик, притом романтик безнадежный. А потому решил
перебросить между Женевой и Парижем воздушный мост, погулять немножко по
аэропорту, подождать три часа, наизусть выучить расписание, купить цветов,
произнести фразу, которую в фильме «Касабланка» говорит Рики, и вообразить твое
удивленное лицо. И быть непреложно уверенным в том, что ты этого хочешь, что ты
меня ждала, что никакая решимость вкупе с силой воли не способны помешать,
чтобы любовь время от времени изменяла по своей прихоти правила игры. Совсем
нетрудно быть романтиком, ты не находишь?
Мария понятия не имела, трудно это или нет, да ей и не было
до этого никакого дела, хоть она и понимала, что совсем недавно, буквально
только что, узнала этого человека и всего лишь несколько часов назад впервые
переспала с ним, а накануне познакомилась с его друзьями, а еще чуть раньше
стало ей известно, что он посещал «Копакабану», что был дважды женат. Нельзя
сказать, что у него безупречный аттестат. А с другой стороны, у нее есть деньги
на покупку фазенды, и вся молодость – еще впереди, а за спиной – огромный опыт,
и полнейшая независимость в душе. Ну, что ж, раз уж судьба всегда делает выбор
за нее, можно рискнуть еще разок.
Она поцеловала его, не испытывая ни малейшего интереса к
тому, что произойдет после появления на экране титров «Конец». Но если
когда-нибудь кто-нибудь задумает рассказать ее историю, Мария попросит, чтобы
начиналась она, как начинаются волшебные сказки:
Жила-была на свете...
Заключение
Как все люди на свете – и в данном случае подобное обобщение
не выглядит натяжкой, – я не сразу осознал священный смысл, заключенный в
сексе. Моя юность пришлась на эпоху безудержной, бьющей через край свободы,
когда совершались важные открытия и многое было чрезмерно, чересчур, слишком.
Затем пришел период подавления и консервации – неизбежная расплата за весь этот
переизбыток, который и вправду оставил после себя довольно уродливые шрамы.
В эпоху этого выше помянутого переизбытка (я имею в виду
70-е годы) писатель Ирвинг Уоллес сочинил о цензуре в Соединенных Штатах роман,
где рассказывается, какие юридические уловки и хитросплетения использовали
власти, пытаясь запретить к печати некую книгу, посвященную проблемам секса и озаглавленную
«Семь минут».
В романе Уоллеса о самой книге упоминается вскользь, она –
лишь предлог для разговора о цензуре, и тема секса и сексуальности едва
затрагивается. Я стал воображать, о чем бы шла речь в этой книге, и спрашивать
себя, а смог бы я написать ее.
Уоллес часто ссылается на эту несуществующую книгу, каковое
обстоятельство не то что затруднило, а сделало попросту невозможным выполнение
задачи, которую я мысленно поставил перед собой. Остались лишь воспоминание о
заглавии (Уоллес, сдается мне, придерживался несколько старомодных взглядов в
отношении времени, а потому я решил это время увеличить) да мысль о
необходимости исследовать феномен сексуальности всерьез – что, впрочем, делали
уже многие писатели.
В 1997 году, в итальянском городе Мантуя, где проходила
некая конференция, портье передал мне рукопись. Я рукописей обычно не читаю, а
эту вот почему-то прочел. Это была невымышленная история бразильской
проститутки, описывающей свои замужества, свои нелады с законом, мытарства и
приключения. В 2000 году, будучи в Цюрихе, я позвонил этой проститутке,
работавшей под именем Сония, сказал ей, что мне понравилось ее сочинение, и
посоветовал отправить его моей бразильской издательнице. Та, однако, предпочла
не печатать его. Сония, в ту пору жившая в Италии, села в поезд и приехала ко
мне в Цюрих. Она повела нас – меня, моего приятеля и сотрудника журнала «Блик»,
в тот вечер бравшего у меня интервью, – на Лангштрассе, место сбора
тамошних проституток. Я понятия не имел, что Сония уже предупредила своих
товарок о том, что мы придем, и, к моему немалому удивлению, дело кончилось
раздачей автографов – я подписывал свои книги, изданные на разных языках.
К этому времени я уже принял твердое намерение написать о
сексе, но у меня еще не было ни канвы повествования, ни главного героя (или
героини); но благодаря этому походу на Лангштрассе я понял: чтобы писать о
священной стороне секса, необходимо сначала понять, почему он был до такой
степени осквернен и опошлен.
В беседе с сотрудником швейцарского журнала «Л'иллюстрэ» я
рассказал об этой импровизированной «встрече с читателями» на Лангштрассе, а
тот напечатал об этом пространный очерк. И вот в результате туда, где я
раздавал автографы, – дело было уже в Женеве – пришли несколько
проституток с моими книгами. Одна из них вызвала у меня неподдельный интерес:
мы с нею, а также с моим литературным агентом и другом Моникой Антунес
отправились выпить по чашке кофе. «Чашка кофе» превратилась в ужин, за которым
последовали новые встречи. Так возникла основная линия – или, если угодно,
путеводная нить – «Одиннадцати минут».
Я приношу искреннюю благодарность Анне фон Планта, моей
швейцарской издательнице, сообщившей мне ценные сведения о юридической стороне
проституции в ее стране. Я признателен следующим женщинам в Цюрихе – Сонии,
которую впервые повстречал в Мантуе (как знать, может быть, кто-нибудь
опубликует ее жизнеописание), Марте, Антеноре, Изабелле (все имена вымышлены).
И их женевским коллегам – Ами, Лючии, Андрею, Ванессе, Патрику, Терезе,
Анне-Кристине.
Благодарю также Антонеллу Зара, позволившую мне использовать
фрагменты своей книги «Наука страсти» в дневниковых записях Марии.
