Замок выглядел еще мрачнее, чем воскресным вечером. Мы стояли в нерешительности перед поваленным в нескольких местах деревянным забором, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь сделать ни шагу дальше.
– Сколько у нас осталось времени? До полуночи? – Это, конечно, Женька.
– Двадцать восемь минут, – ответили мы хором с Пашей, одновременно высветив лучом циферблаты своих часов. Паша на удивление додумался подвести их.
– Надо идти…
– Угу.
– Темно что-то… – Жека огляделся по сторонам. – Но мы все равно пойдем, так ведь?
– Уу, – неоднозначно протянули мы в ответ, что в зависимости от желания можно было принять и за «да», и за «нет», пришлось Женьке самому решать, что же имели в виду его друзья, на что эти друзья, в общем-то, и рассчитывали: ну не могли мы с Пашкой принять на себя ответственность за право выбора, и все тут.
Логинов особой трусостью не отличался, так что принял наш ответ за «да»:
– Ну идем тогда.
Дверь долго не хотела открываться, поэтому, отворив ее, мы положили между ней и порогом несколько кирпичей, что нашли неподалеку, лишь бы дверь не захлопнулась так же громко и жутко, как это было в прошлый раз. Выполнив сию нелегкую работу, мы преспокойно направились к лестнице и начали подъем, когда пару мгновений спустя совершенно неожиданно за нашими спинами ка-ак бабахнет! Мы с Женькой вздрогнули, а Самойлов, успевший отважно одолеть пять ступенек, споткнулся и полетел вниз.
– Ой! – Он попытался встать и тут же схватился за спину, которой больно ударился о пол при приземлении. – Уйя-а!
– Что это было? – озабоченно спросил Логинов.
– Дверь захлопнулась, – ответила я. Кирпичи, державшие тяжелую дверь, таинственно исчезли. – Паш, ты цел?
– Нет, – ворчливо отозвался тот и, покряхтывая, присоединился к нам.
Троица искателей приключений продолжала подниматься. Ступени скрипели, решетка на башне скрипела, душа, ушедшая куда-то в пятки, – тоже. Все скрипело.
На втором этаже на первый взгляд ничего не изменилось. Мы прошли в дальнюю комнату, достав из кармана платочки, и застыли на месте, но не оттого, что что-то страшное и ужасное предстало нашему взору, а просто не ведали, что делать дальше. Потом на глаза мне попалось одно интересное изменение, произошедшее в комнате. Я дернула Женю за рукав футболки, плотно облегающей его мускулистое тело.
– Смотри, свечи сдвинуты. Помнишь, четыре дня назад они образовывали ровный, правильный круг. Может, это мы их ненароком подвинули?
– Нет, – покачал он головой. – Я точно помню, что ни одну из них мы не сдвинули с места, когда уходили. Лично я их вообще аккуратно переступал.
– И я.
Мы посмотрели на Пашу в ожидании честного ответа либо не менее честного признания.
– Я был не в себе! Я ничего не помню!
– Понятно, – отмахнулся Жека. – Ладно, осторожно переступаем, ничего не задеваем, вот так… – комментировал он свои собственные действия. – Теперь вы. – Мы след в след по очереди прошли его путь. – Так, вспоминаем, что мы тут успели потрогать.
Я вспомнила про трюмо, Паша – про гардероб и злополучный пистолет, сам Логинов – про резные столбы и основу балдахина над кроватью, на котором держались гардины. Мы начали убирать следы нашего вторжения, как тут Самойлов с трагическим надрывом в голосе и диким испугом в глазах сообщил:
– Оружие пропало!
Разумеется, Павлу никто не поверил на слово, но уже через пару минут мы с Женькой с недоумением констатировали:
– И вправду пропало… – После чего Женька, почесав макушку, предположил: – Может, детишки сюда забрели и утащили как игрушку?
Неожиданно в мою голову закрались определенные подозрения, побудившие меня сделать то, что я сделала, а именно: подойти к гардеробу, наклониться и распахнуть обе дверцы. Засим я отошла, отряхивая ладони одна о другую, весьма довольная своей прозорливостью.
В нижнем отсеке резного гардероба было пусто. Труп Григорьевой Ирины загадочно исчез…
– А был ли мальчик, – молвил Жека после всеобщих «ух ты», «ах», «вот блин» и «оба на».
Внезапно Паша заявил:
– Я знаю, кто перепрятал труп и пистолет.
Мы с Логиновым вторично попались на удочку и заинтересованно полюбопытствовали, кто же это сделал, ожидая, естественно, длинных цепочек логических рассуждений и соответствующих каждому звену цепочки осмысленных выводов, но Паша, как и в прошлый раз, обманул все наши надежды, молча ткнув в меня пальцем.
– Я?! Это я скоммуниздила труп?!
Паша кивнул.
Я открыла рот. Опять? Да сколько можно? Это не у меня паранойя, а у Паши!
– Это уже входит в традицию, – хихикнул Женька.
– Ты что, чокнулся? – обратилась я к Самойлову, привыкшему постоянно обвинять меня во всех смертных грехах.
Павел опустил глаза и, пожав плечами, промолвил:
– Откуда ты узнала, что покойница исчезла из шкафа?
– Угадала!
Тут в диалог встрял Женька.
– Слышь, Пахан, оставь ее в покое. Она здесь ни при чем. Что за дурацкая манера подозревать своих друзей?
– Да, ты прав, – обвинитель стал походить на побитую собаку. – Кать, прости. Не знаю, что на меня нашло. Я больше не буду! Честно-пречестно!
Я, конечно же, простила, о чем не замедлила ему сообщить.
– Вот теперь тебя люблю я, – сказал другу Жека, после чего указал на шкаф. – Смотрите, а гроб этот слегка отодвинут.
Услышав слово «гроб», Паша с ужасом расширил глаза, а я подошла поближе к старому гардеробу и осмотрела образованную им и стеной нишу. Пол покрывал прочный слой пыли. В затянутом паутиной углу лежал какой-то древний фонарик.
– Так и было. И уже давно. Видишь, сколько пыли? – ткнула я пальцем в пол. – Думаю, тогда мы просто не заметили это из-за стула. – Старинный деревянный стул с бархатной обивкой прикрывал вход в пространство между шкафом и стеной. – О боже! – осенило меня. – Это то самое место! Из письма.
– Точно! – испуганно взвизгнул Паша.
Так как Женька не понял, о чем мы говорим, пришлось кратко пересказать суть предсмертного послания.
– Ясно. – Логинов внимательно осмотрел данную часть комнаты и постановил: – Чтобы поместиться здесь втроем, необходимо его еще немного отодвинуть.
– А зачем… нам… помещаться? – заикаясь на каждом слове, спросил Паша.
– А затем, чтобы успокоить ваше воображение. Сегодня четверг, скоро полночь, а вы зациклились на письме семидесятилетней давности. Вот поэтому мы тут засядем и будем ждать полуночи и следующих за ней событий.
