– Питиримыч, глянь-ка сюда, – проговорил он через бесконечно долгую минуту.
– Ну, что ты там нашел? – недовольно отозвался Ананасов. – Что, никогда импортную минералку не видел?
– Минералку? – повторил Гудронов странным звенящим голосом. – Погляди, какая тут минералка!
Ананасов почувствовал по голосу напарника, что тот обнаружил нечто действительно из ряда вон выходящее, бросил стеллаж и подошел к холодильнику.
В открытом холодильнике, скорчившись, как младенец в материнской утробе, лежал обледенелый женский труп.
– Значит, у вас в офисе все чисто, как в покойницкой? – проговорил Ананасов, повернувшись к авторитету. – Ну да, именно, как в покойницкой! И труп имеется!
– Труп? – переспросил Молоток. – Какой еще труп? Знать не знаю ни про какой труп!
Он вскочил, подбежал к холодильнику и уставился на его содержимое.
Один из омоновцев подскочил к нему с поднятым автоматом, но Ананасов остановил его движением руки:
– Ничего, пускай посмотрит, может, сговорчивее станет!
– Я понятия не имею, откуда здесь этот труп! – закричал Молоток. – Это вы, суки позорные, его подкинули! Чей это труп? Я эту бабу вообще первый раз вижу!
– Ага, наверное, мы с коллегой Гудроновым пронесли этот труп в кармане! – насмешливо ответил Ананасов. – А насчет того, чей это труп, я, кажется, знаю. Это труп гражданки Перепелкиной, сотрудницы банка, пропавшей одновременно с гражданином Стрешневым! Думаю, что об исчезновении самого Стрешнева вам тоже есть что рассказать! Ну что, Сеня, будем оформлять протокол! Начальство будет довольно – дело раскрыто!
В дверях ресторана Леню встретил метрдотель.
– Я к Галине Сергеевне, – сообщил Маркиз, и метрдотель провел его в отдельный кабинет, где его уже ждала Стрешнева.
Она сидела за столиком лицом ко входу и выглядела царственно в темно-синем платье, с крупными сапфирами в ушах.
– Прекрасно выглядите, – проговорил Маркиз, подсаживаясь к заказчице.
– И чувствую себя соответственно, – ответила та. – Вы можете подумать, что я бесчувственная женщина, только что узнала, что убили моего мужа, а я хоть бы что? Но я давно поняла, что Павла уже нет, пережила его смерть. Да и вообще, мы с Павлом последние годы начали удаляться друг от друга, потом на меня обрушились такие неприятности… А сейчас мои дела пришли в относительный порядок, и это – благодаря вам…
Она достала из сумочки конверт и протянула его Маркизу:
– Вот ваш гонорар. И еще раз хочу поблагодарить вас.
– Вы решили, что делать с той злополучной шахтой? – поинтересовался Маркиз, убирая конверт в карман.
– Да, я продаю ее тому самому старому знакомому, который поставлял нам с Павлом необработанные алмазы. Он выяснил, что эта шахта очень перспективная, и дает мне за нее хорошую цену. Впрочем, возможно, все повернется немного иначе…
Галина отвела взгляд, и Леня понял, что отношения с этим старым знакомым могут пойти по другому пути. Тогда понятно, почему Галина так хорошо выглядит.
– Кстати, я выяснил, что смерть того частного детектива, которого вы наняли до меня, была случайной, – сказал Леня, – действительно автокатастрофа, бывает…
– Нехорошо так говорить, но если бы он не погиб, я не обратилась бы с вам… – вздохнула Галина, – в общем, я вам очень благодарна…
– Единственное, чего мне не удалось сделать, – это вернуть вам украденные из сейфа драгоценности, – проговорил Леня виновато. – Но это сделали совсем другие люди.
– Ничего страшного. – Галина снисходительно улыбнулась. – Фирма продолжает работать, и я наверстаю потерянное. Чего мне в самом деле жаль – это „Алмазные ландыши“, это были по-настоящему красивые серьги, большая удача. Ну что ж, я попробую их повторить…
В кабинет вошел официант с подносом, на котором красовалась удивительная композиция. В центре подноса находилась венецианская гондола, вырезанная из половинки ананаса, в которой стоял марципановый гондольер с длинным веслом. Все свободное место в ананасной гондоле было заполнено фруктами и деликатесами, на ее носу был прикреплен фонарик, украшенный кристаллом „Сваровски“.
– Наше фирменное блюдо – ассорти „Венеция“! – объявил официант, поставив гондолу посреди стола.
– Какая прелесть! – восхитилась Галина и покосилась на Леню. – Это вы заказали?
– Я? – переспросил Маркиз. – Я думал, это вы…
Договорить он не успел, потому что официант изящным жестом извлек из кармашка зажигалку и зажег фонарик, висевший на носу ананасной гондолы. В ту же секунду свет в кабинете погас, и помещение наполнилось волшебным мерцающим светом.
Впрочем, фонарик горел недолго, он мигнул и погас, и кабинет погрузился в полную темноту.
– В чем дело? – вскрикнула в темноте Галина. – Что вы делаете! Не трогайте…
– Что происходит? – переспросил Маркиз. – Свет! Включите свет!
В следующую секунду свет снова загорелся.
Ананасная гондола стояла на прежнем месте, но официанта не было.
– Что это было? – удивленно проговорил Маркиз и повернулся к Галине.
Она сидела с ошарашенным видом, волосы ее были растрепаны.
– Мои серьги! – проговорила Галина, дотронувшись до ушей. – В темноте кто-то снял мои серьги!
– Официант! – догадался Маркиз. – Галина, я не заказывал это ананасное ассорти!
– Я тоже не заказывала…
– Смотрите-ка, здесь есть визитка…
Леня извлек из гондолы картонную карточку с золотым обрезом, на которой было напечатано единственное слово:
„Доктор“.
– Так вот это кто! – протянул Маркиз, переведя взгляд с визитки на кристалл, украшающий нос гондолы. – Он бросил мне вызов… не может мне простить историю с кинжалом… Ну ничего, мы еще поглядим, кто будет смеяться последним! Продолжение следует…
Домой Леня вернулся довольно поздно.
Он открыл дверь своим ключом, вошел в прихожую и с грустью убедился, что его опять никто не встречает. Это, однако, не смогло испортить его настроение.
– Ребята! – крикнул он в глубину квартиры. – Папочка пришел! У меня хорошие новости…
И опять никто не отозвался.
Это уже выглядело подозрительно.
Леня надел тапочки и направился на кухню – что-то подсказывало ему, что именно там собрались его домочадцы.
Интуиция его не обманула.
Все семейство было на кухне – но выглядело оно более чем странно.
Лола сидела в кресле, прижимая к груди какой-то бесформенный сверток, и по лицу ее текли слезы. Аскольд устроился у ее ног и терся о них, пытаясь утешить свою хозяйку. Даже грубый Перришон взгромоздился на спинку кресла и повторял хриплым жалостным голосом:
