— Будет сделано, Виктор Николаевич. Что-то еще?
— Нет-нет, пока больше ничего не нужно. Ступайте.
И Шелихова привели в уже знакомую комнату, где он и пролежал на спине несколько долгих душных часов. Какие-то смутные, неясные мысли не давали покоя. Снова пришел знакомый страх, к которому Семен так и не привык, как не может привыкнуть человек к пусть и не сильной, но настойчивой, ноющей зубной боли. Снова стаи холодных мурашек и внутренний озноб, снова вертеться на постели, мечтая о горьком глотке, и перед закрытыми глазами — серый бетонный колодец, а вместо воды в нем — хмурое небо Зоны, ржавые машины, прокисший болотный дух и острая озоновая вонь аномалий. Как сказал Гавриил — трясись всю оставшуюся жизнь, Серый. Трясись, когда засыпаешь и просыпаешься. Пусть тебя ломает от страха по дороге в магазин или на работу. Пусть вечером в темном переулке мерещится тебе серая скользкая туша с выпученными глазами. И водка, и снова — пьяное забытье, и головная боль поутру, тошнит, и от чего больше — неясно. То ли от страха, то ли от жестокого похмелья — надирался в последнее время Серый безобразно, до полного забытья. Мутило так, что трудно было дышать, что спазмами схватывало желудок, а потом, после «поправки» пивом, когда немного опускало, оставалось или идти на работу, или просто сидеть, тупо уставившись в стену, не думая ни о чем… кстати, работа. Вряд ли Семена хватятся — там, похоже, не до него. Шелихов вспомнил, что в редкий день на месте была хотя бы половина сотрудников, да и для тех, кто все же приходил, работы не было — в последний раз со склада что-то вывозили две недели назад. Зарплаты скорее всего тоже не будет — деньги у фирмы давно кончились… да тут еще и арест, будь он неладен. Ни разу не понятно, где придется жить завтра — обратно в СИЗО, а потом или тюрьма, или же снова брошенная коммуналка, где остается только доедать последние сухари. Или… и снова поганенькая мысль о куске крепкого провода. Окурок. Не человек, уже смирившийся с этим фактом.
Шелихов сплюнул вязкую слюну прямо на пол, рывком поднялся с кровати и подошел к окну. В здании было сыровато и прохладно, но в форточку повеяло знакомым зноем — безумно жаркое лето решило не кончаться с наступлением сентября, и, похоже, жара продержится еще долго. Над асфальтной площадкой перед НИИ, над огромным ржавым ангаром и даже над лесом тряслись и дрожали волны перегретого воздуха, раскалившееся до белизны солнце жарило изо всех сил. И все вокруг — блеклый, словно покрытый пылью серовато-зеленый лес, площадка, машины, мающиеся от жары люди — казались какими-то обреченными, смирившимися, ожидающими, когда и эту иссушенную землю неизбежно накроет дыханием Зоны…
И ведь некуда бежать. Что тюрьма, что коммуналка в заводском поселке, что вот этот НИИ — для Шелихова мир очень знакомо свернулся в скользкую воронку, затягивающую всё и вся в свою холодную мокрую пасть. Вслед за Москвой плавно съезжал в Зону и этот лес, и старый ангар, и само здание НИИ. Семен закрыл глаза, пережидая очередной приступ страха. Сердце знакомо заколотилось, отдавая в горло тошными толчками, онемели ноги, и Шелихов едва не заскулил по-собачьи, как побитый щенок.
— Не могу так больше, — прошептал сталкер Серый, до хруста, до кровавых лунок в ладонях сжав кулаки. Ужас вцепился в душу Семена, отравил ледяным ядом сознание, но сталкер уже решился. Ведь пошли же горелые «ботаники» в Город, получается, смогли, значит, и он справится, ведь все равно страшно, везде и всегда страшно, а там, может быть, Серый переломается, очистит душу от этого вечного озноба.
— Не могу так больше, — повторил он и, пока решимость еще не иссякла, долбанул в дверь ногой. — Слышь, охрана! Веди к начальству!
— Короче, наука… сколько за рейд денежек у вас теперь полагается скромному бродяге? — Шелихов деловито стукнул пальцами по столешнице. — И как со снарягой? А то нынче гол как сокол — ни комбеза, ни ствола.
— Налажено. — Яковлев даже не удивился, просто кивнул. — Деньгами не обидим, сейчас бюджет исследований больше, чем когда-либо.
Шелихова опять окатило морозом. Перехватило дыхание, нехорошо затряслись колени, но сталкер, порывисто выдохнув, продолжил спокойным, деловитым тоном:
— Тут вы, наука, знатную синь рекламировали, спецом для таких, как я, горелых. Знаешь, профессор, мне бы десяток-другой этих шприцов в дорогу. А то скрутит не вовремя, облажаюсь ведь.
— Это без проблем. — Яковлев просто пододвинул пластиковый пенал. — Не больше двух инъекций в сутки, учти, средство все-таки термоядерное, советую быть с ним поосторожнее. Сам знаешь, что от пятого ультраседатина с головой случается, а здесь даже клинические испытания не совсем закончены. И, Семен Андреевич… ну, бросьте вы уже этот жаргон. Не идет как-то вам, сталкер.
— Добро. Как скажешь, Гавриил. — Стараясь не показать, как трясется рука, Шелихов забрал упаковку «Седатина-8».
— Завтра пройдешь инструктаж и получишь снаряжение. Скоро прибудет твой напарник, Серый. — Яковлев крепко пожал Шелихову руку, улыбнулся. — Теперь вот узнаю человека Зоны. Молодцом, Семен.
— Знаешь что? А иди ты, наука, к лешему. Смотри не перехвали. Перед вы… выходом дурная примета. — Дыхание все-таки перехватило, но Семен справился. — Сколько обещаете?
— В среднем за один удачный выход минимум около трехсот тысяч рублей плюс премии за доставленный материал. То есть за анобы, фото, видео. Теперь сетка оплаты поднялась, так что, думаю, получите еще больше. Особенно Центр интересуется анобами, советую учесть.
— Артефактами то бишь?
— Вот ведь привычка… — Академик усмехнулся. — Да не рукотворные это объекты, уж в чем, а в этом наука уже точно разобралась.
— А какие же тогда?
— Шут знает, — громыхнул басом Яковлев. — Материал у нас накопился, очень много данных, в том числе и видеосъемок, что так называемые артефакты образуются не искусственно, а от взаимодействия аномальных полей. Другой вопрос — каким образом они там образуются. Так что правильно — анобы, или аномальные образования.
— Хабар, арты, хреновины, приблуды, бижутерия, штуки, фигни. — Шелихов начал загибать пальцы. — Еще можно цацки, плюшки, навар, фиговины, дуровины… и всем, в том числе вашим «ботаникам», понятно, что именно им из Зоны приперли. Веришь, проф, я по-всякому эти ваши артефакты…
— Анобы!
— Ну, анобы обзывал, однако ни один скупщик или лаборант не переспрашивал, об чем это я. Ведь если вы до сих пор не в курсе, чё это за хреновина с разноцветными лучиками и магнитными полями, то так ли уж важно к ней верное слово подбирать?
— Это ты, братец, к сожалению, правильно подметил. — Яковлев усмехнулся. — Твоя правда, не в курсе пока наука, что за вещи нам Зона дарит, — в курсе только некоторых свойств. Но и сам подумай, как будет выглядеть доклад?
Гавриил посерьезнел, откашлялся и прошелся возле окна.
— А теперь, уважаемые коллеги, я бы хотел рассмотреть недавно открытые свойства хреновины за номером двести семнадцать. Данная приблуда при воздействии жесткого гамма-излучения испускает быстрые нейтроны, а также образует у поверхности лабораторного стенда несколько плотных нестабильных сфер сжатого пространства-времени, обладающих чрезвычайно высокой энергетикой. Опыты в связи с этим свойством хрени за номером двести семнадцать считаю нужным прекратить, иначе, уважаемые коллеги, может долбануть так, что от лабораторного комплекса не останется в прямом смысле мокрого места. Штуковину за номером двести семнадцать считаю нужным поместить в свинцовый контейнер и отправить на специализированный полигон для дистанционного изучения.
