Чужестранец закурил, допил то, что оставалось
в стакане, и поднялся из-за столика. Шанталь ожидала его ответа, стоя на пороге,
и холодный ветер врывался в комнату.
— Смотри, без фокусов, — сказал он. — Все
равно узнаю. Я не хуже вашего Ахава умею обращаться с представителями рода
человеческого.
— Не сомневаюсь. И, значит, вы говорите мне
«да». Снова — в который уж раз за сегодняшний вечер — он лишь молча кивнул.
— И вот еще что: вы пока не окончательно
утратили веру в то, что человек может быть добр. А иначе не затевали бы все это
для того только, чтобы убедиться в обратном.
Шанталь закрыла за собой дверь и зашагала по
единственной в Вискосе и совершенно безлюдной улице. Она плакала и никак не
могла унять слезы. Против своей воли она тоже оказалась вовлечена в игру:
несмотря на все зло, которое царит в мире, она поставила на то, что люди
все-таки добры. Никогда в жизни не расскажет она никому об этом разговоре с
чужестранцем, потому что теперь и ей необходимо знать, кто же победит в этом
пари.
Улица была пустынна, но девушка знала — из
темных окон, из-за сдвинутых штор все до единого жители Вискоса взглядами
провожают ее до самого дома. Ну и пусть — в такой темноте никто не разглядит ее
слез.
А у себя в номере чужестранец распахнул окно,
чтобы ночной холод хоть на мгновение заглушил голос его демона.
Как он и ожидал, ничего из этого не вышло —
демон был слишком взбудоражен недавним разговором с Шанталь. Впервые за долгие
годы чужестранец увидел, что демон ослабел, а в иные минуты казалось даже, что
он удалился, но для того лишь, чтобы тотчас появиться вновь — не слабей и не
сильней, а таким же, как был всегда. Он обитал в левом полушарии его мозга, как
раз в той доле, которая заведует разумом и логикой, но ни разу не показывался
въяве и во плоти, а потому чужестранец принужден был прибегать к помощи
воображения. Он представлял его себе и так, и сяк, и эдак, в самых
разнообразных видах, начиная от самого обычного — черт с рогами и хвостом — и
заканчивая девушкой с белокурыми вьющимися волосами. В конце концов он
остановил свой выбор на образе черноволосого юноши лет двадцати с небольшим,
одетого в черные брюки и голубую рубашку, в зеленом, небрежно заломленном
берете.
Его голос он впервые услышал на острове, куда
отправился вскоре после того, как отошел от дел. Он стоял тогда на пляже, он
страдал, но отчаянно старался поверить, что страдание это окончится. В этот миг
он увидел закат — и зрелища прекрасней не было в его жизни. И тогда же вновь и
с небывалой силой нахлынуло отчаяние, и он приблизился к самому краю пропасти,
разверзшейся у него в душе — произошло это потому, что этот прекрасный закат
заслуживал, чтобы его увидели жена и дочери. Он разрыдался, ибо предчувствовал,
что никогда больше ему не выбраться из бездны.
И в этот миг сочувственный, дружелюбный голос
сказал ему, что он не один, что все, случившееся с ним, исполнено потаенного
смысла, а смысл этот заключается в том, чтобы показать — судьба каждого
определена и расчислена. От трагедии не уйти, и, что бы мы ни делали, как бы ни
старались, нам не дано изменить путь, по которому мы неуклонно движемся ко злу.
«Добра не существует вовсе. Добродетель — это
всего лишь один из ликов ужаса, — слышал он. — Когда человек понимает это, ему
становится ясно, что наш мир — всего лишь игрушка, которой забавляется Бог».
И сразу же вслед за тем голос — а тот, кому
принадлежал он, назвал себя властелином этого мира, единственным обладателем
сокровенного знания обо
всем, что происходит на земле, — начал
рассказывать ему о людях, окружавших его на пляже.
Вот образцовый отец семейства, в эту минуту
собиравший вещи и помогавший детям одеваться, — он хотел бы завести романчик с
секретаршей, но опасается гнева жены. Вот жена, которой хотелось бы работать и
обрести независимость — но она боится мужа. Вот их дети, которые так хорошо
себя ведут — но это от страха наказания.
Вот девушка, в одиночестве читающая под
навесом книгу, — она притворяется беспечной, а на самом деле трепещет от
перспективы на всю жизнь остаться одной.
Вот юноша с теннисной ракеткой — его душа
полна ужаса при мысли о том, что ему придется оправдывать надежды, возлагаемые
на него родителями.
Вот официант, подающий богатым клиентам
тропические коктейли, — он боится, что его могут в любую минуту уволить.
Вот студентка — она хотела стать танцовщицей,
но испугалась соседских сплетен и пересудов и теперь готовится в адвокаты.
Вот старик, который бросил курить и не
притрагивается к спиртному, уверяя всех, будто то и другое ему разонравилось, —
а на самом деле у него в ушах шумит, как ветер, страх смерти.
Вот по кромке прибоя, взметая водяные брызги,
пробежали смеющиеся молодожены — а на самом деле их снедает тайный страх, что
они станут дряхлыми, немощными, непривлекательными.
Вот машет кому-то рукой загорелый, улыбающийся
господин, на виду у всех подкативший в дорогом автомобиле, — а на самом деле он
испытывает ужас перед неминуемым и скорым разорением.
Вот взирает на это райское житье владелец
отеля, который для того, чтобы все были довольны и веселы, и сам из кожи вон
лезет, и служащим своим спуска не дает, — а на самом деле в душе его ужас, ибо
он знает, что, стоит лишь чиновникам захотеть, при всей его безупречной
честности отыщутся в его бухгалтерских документах любые нарушения.
Прекрасный пляж, вечер такой, что дух
захватывает, а в душе каждого из этих людей гнездится страх. Страх одиночества,
страх темноты, которую разыгравшееся воображение заселяет собственными
демонами, страх сделать такое, что нарушит писаные и неписаные правила хорошего
тона, страх Божьего суда, страх людской молвы, страх правосудия, карающего за
любой проступок, страх рискнуть и все потерять, страх разбогатеть и столкнуться
с завистью окружающих, страх любить и быть отвергнутым, страх попросить
прибавки к жалованью, принять приглашение, отправиться в незнакомые края, не
суметь объясниться на иностранном языке, не произвести выгодного впечатления,
страшно стариться, страшно умирать, страшно, что заметят твои недостатки,
страшно, что не заметят твои дарования, страшно, что ты со всеми своими
достоинствами и недостатками останешься незамеченным.
