Вместе с другими молодыми священниками его
пригласили к епископу на ужин. За столом обсуждали разные темы, а под конец
престарелый, с трудом передвигавшийся епископ поднялся и стал обходить гостей,
предлагая каждому из них воды. Все отказались, и только он попросил наполнить
стакан до краев.
Тогда один из приглашенных произнес тихо, но
так, чтобы его мог слышать епископ:
— Мы все отказались от воды, сочтя себя
недостойными принять ее из рук этого святого человека. Лишь один из нас не
понимает, на какую жертву идет глава нашей епархии, обходя стол с этой тяжелой
бутылью. Вернувшись на место, епископ произнес:
— Вы, считающие себя праведниками, не
унизились до того, чтобы принять от меня дар, и тем самым лишили меня той
отрады, которую приносит дарение. Только один человек позволил Добру
проявиться. И тотчас вверил его пастырскому попечению самый важный приход.
Они стали часто видеться и вскоре подружились.
Всякий раз, когда юного падре одолевали какие-либо сомнения, он прибегал к
помощи епископа, которого называл своим «духовным отцом», и, как правило,
получал исчерпывающий ответ. Например, однажды он совершенно разуверился в том,
что его деяния радуют Господа, и затосковал. Рассказав о своих терзаниях
епископу и спросив, что ему делать, услышал:
— Авраам принимал чужестранцев, и Бог был
доволен. Илия не любил чужестранцев, и Бог был доволен. Давид гордился тем, что
делает, и Бог был доволен. Мытарь перед алтарем стыдился того, что делает, и
Бог был доволен. Иоанн Креститель удалился в пустыню, и Бог был доволен. Павел
отправился по крупным городам Римской империи, и Бог был доволен. Нам не дано
угадать, что доставит Господу отраду. Поступай так, как велит тебе сердце, и Он
будет доволен.
На следующий день епископ скоропостижно умер
от сердечного приступа. Падре расценил кончину своего духовного наставника как
некое знамение и принялся неукоснительно следовать его последнему совету — то
есть прислушиваться к голосу своего сердца. Одним просящим он подавал
милостыню, другим — советовал идти работать. Иногда правил мессу очень
торжественно, иногда — пел вместе с прихожанами. О поведении его было доложено
новому епископу, и падре был вызван к нему.
И каково же было его удивление, когда в кресле
главы епархии увидел он того самого священника, который много лет назад укорил
его по поводу воды.
— Я знаю, что ныне ты — настоятель церкви в
крупном и важном приходе, — сказал тот, глядя на падре не без иронии. — И что
на протяжении всех этих лет ты был близким другом моего предшественника.
Вероятно, ты надеялся занять этот пост.
— Нет. Я надеялся обрести знание.
— В таком случае ты, должно быть, превзошел
все премудрости. Но до меня доходят странные слухи — говорят, будто иногда ты
подаешь милостыню, а иногда отказываешь в помощи тем, кому наша церковь обязана
помогать. — У меня — два кармана, и в каждый вложил я по записочке, деньги же
держу только в левом.
Новый епископ был заинтригован этими словами и
пожелал узнать, что же содержится в этих записочках.
— На одной я написал: «Я — всего лишь пыль и
пепел» — и положил ее в правый, пустой карман. На другой: «Я — проявление Бога
на Земле» — и положил ее в левый карман, где держу деньги. Когда я вижу нищету
и несправедливость, опускаю руку в левый карман и помогаю. Когда вижу леность и
праздность, опускаю руку в правый и обнаруживаю, что мне нечего дать. Таким вот
способом мне удается сохранить равновесие между миром материальным и духовным.
Новый епископ поблагодарил священника за такой
яркий образ милосердия и сказал, что тот может вернуться в свой приход. Очень
скоро он получил приказ отправиться в Вискос.
Он немедленно понял скрытый смысл этого
перевода: епископом двигала зависть. Однако священник дал обет служить Богу,
куда бы его ни послали, и, стерпев унижение, уехал в Вискос: предстояло
достойно ответить и на этот вызов.
Минул год, потом второй. По истечении пяти лет
оказалось, что он, как ни старался, не смог увеличить число верующих: над
Вискосом тяготело наследие прошлого, которое олицетворял Ахав. Ни богослужения,
ни проповеди не могли состязаться с ходившими там легендами и поверьями.
Прошло десять лет. И к концу десятого года он
понял, в чем его ошибка: его жажда познания выродилась в высокомерие. Он до
такой степени был уверен в божественной справедливости, что не сумел
уравновесить ее искусством дипломатии. Он полагал, что живет в мире, где Бог
присутствует всюду, а оказался в мире, куда люди иногда Бога просто не
впускали.
По прошествии пятнадцати лет он понял, что
вовек не выберется из Вискоса: его недоброжелатель-епископ стал кардиналом,
занимал важный пост в Ватикане, имел неплохие шансы на папский престол и
никогда бы не допустил, чтобы падре из провинциального прихода сделал
достоянием гласности историю о том, что законопатили его в глушь из ревности и
зависти.
К этому времени священник был уже отравлен
полнейшим отсутствием стимулов —да и кто бы на его месте мог столько лет
сопротивляться царящему вокруг безразличию? Он думал о том, что если бы вовремя
сложил с себя сан, то оказался бы гораздо полезнее Богу, но постоянно
откладывал это решение, надеясь, что ситуация изменится, а теперь было уже
поздно — он утерял всякие связи с окружающим его миром.
И вот через двадцать лет однажды ночью он
проснулся, в отчаянии осознав, что жизнь его совершенно бессмысленна. Он знал,
на сколь многое способен, и горевал, что так мало осуществил. Он вспомнил о
двух записочках, которые носил в карманах, и понял, что теперь всегда сует руку
лишь в правый карман. Он хотел быть мудрым, но не был политиком. Хотел быть
справедливым, но не был мудрым. Хотел быть политиком — и не хватало решимости.
«Господи, где же твое великодушие? Почему ты
поступил со мной как с Иовом? Неужели исчерпаны все возможности? Дай мне еще
один шанс!»
В ту ночь он поднялся, наугад открыл Библию,
как поступал всякий раз, когда требовалось найти ответ. На этот раз взгляд его
упал на ту страницу, где описывается, как Христос на тайной вечере просит,
чтобы предатель указал на Него ищущим Его солдатам.
Падре погрузился в раздумья: почему же Иисус
просит предателя совершить грех?
«Потому что должно исполниться пророчество», —
сказали бы богословы. Но это не объясняет, почему Иисус подтолкнул человека к
совершению греха и обрек на вечное проклятье.
