Иисус никогда бы не сделал этого: и Он сам, и
предатель были всего лишь жертвами. Зло должно проявиться и исполнить свою роль
для того, чтобы Добро в конце концов восторжествовало. Если бы не было
предательства, не было бы и распятия, не сбылось бы предначертанное и жертва
никому бы не послужила примером.
На следующий день появился в Вискосе
чужестранец, как часто бывало. Падре не придал этому никакого значения и никак
не соотнес это со своей молитвой и с прочитанным отрывком из Евангелия. Когда
же он услышал рассказ о натурщиках, с которых Леонардо да Винчи писал персонажей
«Тайной вечери», он вспомнил, что читал нечто подобное в Библии, но в тот вечер
подумал, что это всего лишь совпадение.
И лишь после того, как сеньорита Прим сообщила
о пари, заключенном ею с чужестранцем, понял падре, что молитва его услышана.
Зло должно проявиться и совершиться, чтобы в
итоге Добро могло тронуть сердца здешнего народа. Впервые за все то время, что
провел священник в Вискосе, церковь была переполнена. Впервые самые важные
персоны города собрались в ризнице.
«Зло должно проявиться и совершиться, чтобы
люди поняли ценность Добра». Со здешними людьми произойдет то же, что и с
предателем-апостолом, который вскоре
после того, как свершил свое деяние, понял,
что он свершил, — они устыдятся и раскаются так сильно, что Церковь станет для
них единственным прибежищем, а Вискос наконец-то превратится в город верующих.
А он, здешний священник, станет орудием Зла,
он возьмет на себя эту роль — возможно ли полнее и глубже показать Господу свое
смирение?! Пришел мэр, как и было условленно.
— Расскажите мне, падре, что я должен делать.
— Я сам проведу собрание, — прозвучало в
ответ.
Мэр заколебался —он был в городе высшей
властью, и ему вовсе не хотелось, чтобы такой важной темы прилюдно и публично
касался посторонний. А падре, хоть и провел в Вискосе больше двух десятилетий,
все же был не местным, не знал всех здешних легенд и поверий, и в жилах его не
текла кровь Ахава.
— Я полагаю, что в столь серьезных
обстоятельствах обратиться к народу надлежит все-таки мне, — сказал он.
— Ладно, будь по-вашему. Это даже и к лучшему,
ибо, если выйдет скверно, Церковь останется в стороне. Я сообщу вам свой план,
а уж вы возьмете на себя труд его обнародовать.
— Впрочем, по зрелом размышлении я понял, что
если уж план — ваш, то будет честней и справедливей, если вы о нем и
расскажете.
«Вечный страх, — подумал падре. — Хочешь
подчинить себе человека — заставь его испытать страх».
Без десяти девять хозяйка гостиницы и жена
мэра подошли к дому Берты и, войдя, застали старуху за вязанием.
— Нынче вечером наш город на себя не похож, —
сказала она. — Я слышу топот многих ног, в баре все эти люди не поместились бы.
— Это наши мужчины, — ответила хозяйка
гостиницы. — Они идут на площадь, чтобы решить, как быть с чужестранцем.
— Понятно. А что тут решать? Либо принять его
предложение, либо пусть через двое суток едет восвояси.
— Нам и в голову никогда бы не пришло принять
его предложение, — возмутилась жена мэра.
— В самом деле? А я слышала, будто наш падре
прочел сегодня замечательную проповедь, вспомнив, как жертва одного человека
спасла все человечество и как Бог, приняв предложение сатаны, покарал самого
верного из своих рабов. Что дурного, если жители Вискоса воспримут предложение
чужестранца как… ну, скажем, как сделку.
— Вы, должно быть, шутите.
— Нет, я вполне серьезно. Вы, похоже, меня
обманываете. Обе дамы хотели встать и уйти, но это было бы слишком рискованно.
— Да, кстати, а чему я обязана честью видеть
вас у себя? Раньше такого, помнится, не бывало.
— Два дня назад сеньорита Прим сказала, что
слышала, как воет проклятый волк.
— Всем известно, что проклятый волк — глупая
выдумка нашего кузнеца, — сказала хозяйка гостиницы. — Уверена, он отправился в
лес с какой-нибудь женщиной из соседней деревни, начал там ее домогаться,
получил отпор и сплел историю про то, как на него напал волк. Но мы, тем не
менее, решили посмотреть, все ли благополучно возле вашего дома.
— Все в полнейшем порядке. Я вяжу салфетку на
стол, хоть и не поручусь, что успею завершить работу, — может быть, я завтра
умру. Наступило неловкое молчание.
— Вы, наверно, знаете, что со стариками такое
иногда случается: возьмут да умрут, — добавила она. Атмосфера разрядилась и
стала такой, как прежде. Или почти такой.
— Вам рано еще думать о смерти.
— Может, и рано, но кто знает, что ждет нас
завтра? Кстати, к вашему сведению, именно об этом я думала весь сегодняшний
день.
— Для этого были какие-нибудь особые причины?
— Вы находите, что должны быть особые причины?
Хозяйка гостиницы почувствовала, что
необходимо срочно сменить тему разговора, но сделать это надо было осторожно. К
этому времени собрание на городской площади уже началось, а продлиться оно
должно было всего несколько минут.
— Я нахожу, что с возрастом все мы начинаем
осознавать неизбежность смерти. И надо учиться принимать ее с кротким и мудрым
смирением, ибо порою она избавляет нас от ненужных страданий.
— Ваша правда, — ответила Берта. — Именно об
этом я и размышляла сегодня целый день. И знаете, к какому выводу пришла? Я
очень-очень, ну просто ужас как боюсь смерти. И не верю, что пробил мой час.
Снова повисло тягостное молчание, и жена мэра
вспомнила давешний разговор в ризнице об участке земли, примыкающем к церкви, —
говорили-то они об одном, а в виду имели другое.
Ни она, ни ее спутница не знали, что творится
на площади: никто не мог угадать, какой план предложит жителям священник и
какова будет реакция горожан.
Бессмысленно было заводить с Бертой разговор
напрямую — никто просто так, за здорово живешь, не согласится умереть. Мысленно
она поставила себе задачу: если и впрямь они хотят убить старуху, надо
придумать способ сделать это так, чтобы обойтись без насилия и не оставить
следов борьбы — ведь будет следствие.
