Из дверей здания выглянул еще один охранник в камуфляже и, получив сообщение от своего коллеги, кто мы, принял нас, как эстафетную палочку, и повел дальше сам. А вернее, сопровождал, пока мы поднимались на второй этаж.
На втором этаже в коридоре, за широченным длинным столом, заставленным аппаратурой, сидел очередной охранник.
— К тебе, — кивнул на нас провожатый. — Из полиции. Профилактический осмотр.
После этих слов парень оставил нас с тем, кто сидел за столом.
— Ну и? — охранник вопросительно уставился на нас.
— Вот разрешение. И схема, — Альберт протянул листок; затем вытащил из нагрудного кармана пиджака шариковую ручку и ткнул ею в этот листок. — Вот тут… мы хотим посмотреть схему. Есть одно уязвимое место…
Мне показалось, охранник кивнул, словно соглашаясь: есть это уязвимое место, но затем я понял, что мне это именно показалось. Охранник не кивал.
— Ко мне! — прошипел Альберт, низко склонившись над столом. — Стань рядом и так же наклонись…
Говорил Альберт тихо. И я в первое мгновение не понял, что он от меня хочет и почему говорит так тихо.
Но когда я наклонился над столом, мне все стало ясно. Охранник сидел, склонив голову набок; из шеи у него торчала прозрачная стрелка, по всей видимости, сделанная из пластмассы, и в следующий момент я понял, что эта маленькая пластмассовая стрелка напоминает стержень шариковой ручки, а ручка… А вот и шариковая ручка. Альберт уже успел положить ее на стол. Как он послал в охранника стрелку — я не видел. Но охранник отключился. Вопрос — навеки или только на время?
— Это снотворное, — успокоил меня Альберт, что-то вытворяя на одном из пультов.
Послышалось жужжание, и Альберт убрал руку от пульта.
— Фух…
Он вытер пот со лба:
— Теперь камера направлена не на нас. Так что мы можем спокойно двигаться к кабинету управляющего.
Я вспомнил чертеж, который мне показывал Альберт, и не стал спорить. Кроме охранника, людей здесь больше не было видно. Охранник не создавал помех. Камера наблюдения «смотрела» в другую сторону. И теперь не могла «засечь» ни спящего охранника, ни стоящих возле него Альберта и меня. Оставалось… пройти участок, который был пронизан инфракрасными лучами.
— Сейчас я замкну один элемент в системе, и ты первым пройдешь к кабинету. — Альберт кивнул вперед: — Кабинет там. Откроешь дверь…
Он склонился над столом, протянул руку к тумбе и, словно хозяин, знающий, где что, вытащил оттуда ключ.
— Здесь висят все запасные ключи. Держи, — он подал ключ мне. — Как только я скажу — двигай. Я перемкну систему… Дверь самая последняя. Откроешь ее. Справа находится переключатель — перемести его вверх. После этого я подойду к тебе…
— А вместе мы не сможем двигаться? — мне не очень хотелось одному бежать к кабинету управляющего.
— Один должен держать кнопку здесь, на пульте, — со знанием дела довел до моего сведения Альберт. — Пока второй не продублирует отключение из кабинета управляющего. Вот ты и продублируешь.
Я не стал вникать в тонкости и подвергать сомнению слова Альберта. Он здесь когда-то работал. И он был спецом по охранным системам.
Но кое-что я все же спросил:
— А ты не боялся, что тебя тут могут узнать?
— Нет, — усмехнулся Альберт. — Когда я тут работал, я был с бородой, усами и бакенбардами. Сам понимаешь, как я теперь изменился.
Я понимал.
— Вперед. У нас двадцать секунд…
Он что-то нажал на пульте и посмотрел на меня, как бы подбадривая — дескать, все потом, друг, а теперь давай — беги.
И я пошел. В конце концов, осталась самая малость. Самая малость до конца эксперимента. Сейчас я пройду по коридору, открою дверь в кабинет управляющего, щелкну тумблером, сяду в кресло за столом, подожду, когда до меня доберется Альберт, хватану его за шиворот, усажу рядом с собой и возьмусь за телефон. С тем, чтобы дозвониться до Алины или до главы этой фирмы. И сказать: эксперимент закончен.
Все так и было. До определенного момента.
Я прошел коридор, достиг кабинета управляющего, открыл дверь и…
И ничего не увидел. В кабинете было темно. И первое, что мне пришло на ум, было: окна комнаты плотно закрыты жалюзи и не пропускают дневной свет.
Я нащупал на стене этот самый тумблер и щелкнул им. В кабинете загорелся свет.
Тут-то и подумал, что меня заманили в ловушку. Как, зачем, кто — это уже другие вопросы. Но первое было это: я в ловушке. Ибо комната, в которую я вошел, кабинетом быть никак не могла.
Глава шестая
1
Наверное, это можно было назвать наваждением. Она так старалась догнать микроавтобус, она так боялась упустить его, хотела понять, что затеяла семейка Тишковых, и когда, казалось, она села им плотно на «хвост», вдруг появилась преграда в виде подрезавшего ее автомобиля.
Вышедший из «девятки» человек улыбался, словно только что совершил самый важный поступок в своей жизни. Словно он всю жизнь мечтал вот так ее остановить, и это у него наконец получилось.
Земской улыбался, как будто только что подловил ее при попытке удрать с места преступления.
— О боже! — в сердцах воскликнула Алина. — Ну откуда он свалился на мою голову? И почему он от меня не отстанет?
— Я поговорю, — подал идею Довлатов.
— Ну уж нет, — свела брови Алина. — Это надолго. Ты будешь говорить с ним десять, пятнадцать, двадцать минут. Я этого человека знаю.
— Он такой непробиваемый? — поразился Довлатов.
— Он не любит женщин. По определению. Так что…
Микроавтобуса не было видно. Он уже скрылся впереди за поворотом, а куда дальше двигался… Это уже был вопрос.
Алина отъехала на несколько метров назад, затем включила первую передачу и до упора вдавила педаль газа.
— Мать твою, — только и сказал Довлатов, вцепившись в ручку дверцы, словно в этом только и было спасение.
Земской уже не улыбался. И не двигался. Он с некоторым удивлением наблюдал за действиями подозреваемой.
А подозреваемой было наплевать на его удивление.
Машина Алины врезалась в правый борт «девятки» Земского и отшвырнула ее на пару метров вперед, так что теперь «Жигули» застопорили движение уже с другой стороны. Алина, нервно хохотнув, устремилась вперед.
Земскому по-прежнему не везло с женщинами.
2
— Проклятье! — в сердцах воскликнула Алина и подумала, что сейчас впору заплакать. Погони за ней не было. По всей видимости, Земской разбирался сейчас с завалом, виной которому стала его «девятка». Но не было и другого.
